Клуб Истинных Друзей Елены Кориковой

Глава 89

Прозрачное и глубокое небо голубой чашей опрокинулось в океан и застыло в ровной синей глади. На самом горизонте синева океана становилась небом, очерчивая со всех сторон границы своего мира, центром которого стал зеленый островок. Здесь, на вершине одинокой и довольно высокой скалы, расположенной в северной его части, одинаково властвовали влажное, мощное дыхание водной стихии и жаркая энергия напоенного тропическим солнцем воздуха, и в борьбе двух могущественных начал небольшой клочок суши выглядел беспомощной яхтой, чудом удерживавшейся на плаву.
Все, как в давних снах-мечтах: бескрайний синий простор, редкие безмолвные чайки, пляж с мелким и белым, похожим на муку, песком, покой… Напугавшая когда-то синева ласкова и уютна, притворилась раем, словно извиняясь за прошлое. Анна вдохнула полной грудью пряный морской воздух, протянула руки к высокому, раскаленному добела солнцу и засмеялась так, как может смеяться только очень счастливый человек, делясь радостью бытия с окружающим миром.
- Смотри, не улети, чайка моя ненаглядная, - сильные руки заключили ее в объятия, она прижалась спиной к широкой груди мужа, незаметно подкравшегося сзади, - ни на минуту нельзя тебя оставить, сразу сюда бежишь.
- Никогда не думала, что можно быть такой счастливой, - Анна запрокинула голову и нежно улыбнулась ему. – Ты все-таки подарил мне остров… настоящий рай, для всех нас. Столько лет уже не могу привыкнуть к такой красоте…
- Угу. Я заслуживаю поцелуя? - Владимир развернул к себе жену и приподнял так, что их лица оказались на одном уровне.
- Нет, - она уклонилась от настойчивых губ, - подожди, ну подожди же… Скажи мне, Корф, великий и ужасный, есть ли на свете что-нибудь, чего ты не можешь?
- Есть, я не могу без тебя жить, - неожиданно серьезно ответил он, и она ойкнула, так крепко он ее сжал, - А теперь целуй меня, крепче!
Но Анна не спешила выполнить то ли просьбу, то ли приказ, отданный нарочито суровым тоном. Она засмеялась, раздвинула пальчиками его насупленные брови, подула на сморщившийся от щекотки нос, взъерошила все еще густые и темные, хоть и с сильной проседью, волосы, разгладила губами изборожденный глубокими морщинками лоб. Годы оставили неизбежный след на их лицах, притушив краски, отяжелили тела, но они не замечали этого, так как давно уже смотрели друг на друга внутренними, духовными глазами, и они, эти глаза, видели истинную красоту душ и ту незримую нить, которая прочно держала их рядом – любовь, неподвластная времени.
- Ты? Ты можешь все! Ты – самый лучший, я говорила тебе об этом?
- Дай-ка подумать… - Владимир закатил к небу глаза и скорчил зверскую гримасу, изображая глубокое раздумье, - ну разве что сегодня утром, и всего пару раз, вот сейчас превращусь в зверя с горя, будешь знать!
Но Анна не испугалась, и он разочарованно вздохнул, так и не дождавшись поцелуя.
- Всего-то пару раз? – смеялись мерцающие искорки, затмевая сеточку мелких морщин вокруг глаз. - Безобразие! Как я могла! Ты – лучший муж на Земле и в ее окрестностях, доволен?
- Нет, - сварливо возразил Владимир, - ты не сказала, что любишь!
- Дурачок, кого же еще мне любить? Люблю, люблю, люблю… Разве это возможно - не любить тебя?
Она хотела поцеловать его, но не успела - он перехватил ее губы, и оба загорелись молодой, неудержимой страстью…
- Вот они где! – звонкий мальчишеский голос заставил их разжать объятия и посмотреть вниз. - Па, мы за тобой! Пошли на пляж, в волейбол играть?
Вся ватага юных островитян, руководимая рослым темноволосым мальчуганом лет двенадцати, была в сборе и в ожидании смотрела на папу Володю, который был самым строгим и справедливым судьей в бесконечных ребячьих играх. С ним никогда не спорили, зная, что его решение окончательно и бесповоротно.
- Иду! – крикнул Владимир и взял жену за руку, чтобы помочь ей сойти с вершины, но Анна отрицательно покачала головой.
- Я приду позже, милый. Хочу еще немного постоять здесь, ладно?
- Не задерживайся надолго, обещаешь?
- Обещаю, - глядя, как он сбегает по крутому склону, улыбнулась. Совсем, как Ванечка!
- Ма, а ты? Кто за нас болеть будет?
- Она позже придет, пошли, - Владимир положил руку на плечи сына, другой обнял ковырявшего в носу Александра Второго, пухленького краснощекого молодого человека, в жарких боях отстоявшего свое право зваться полным именем, в отличие от отца, то есть папы Саши, остальные потянулись следом, Настенька и Катя Романова замыкали шествие, что-то оживленно обсуждая.
Анна провожала взглядом дружную компанию до самого пляжа, располагавшегося на южной стороне острова, рядом с взлетно-посадочной полосой, где стояли два самолета и вертолет, еще дальше от берега выстроились в ряд домики друзей. На небольшом плато, как раз между скалистой и низменной частями острова, возвышался двухэтажный особняк, выстроенный в колониальном стиле, с белыми колоннами, большой террасой, увитой лианами. Ее дом…
Когда-то одиночество на острове казалось ей благом, спасением от мира людей, которых она не понимала и которым не верила. Все изменила любовь, непонятно как нашедшая ледяную пустыню ее души и пробившая броню сердца. Любовь к человеку, обратившему ее однажды в пепел и возродившему из пепла, чтобы она стала такой, какой была на самом деле. Теперь она ощущала себя частью этого мира, в котором в радость работа и отдых с друзьями, где всегда можно рассчитывать на безусловную поддержку друзей и с удовольствием помогать им.
Анна вспомнила, с какой благодарностью встретили Романовы и Репнины предложение построить на острове свои бунгало, чтобы лето и праздники проводить не в душной Москве или многолюдных курортах, а среди первозданной природы. В раю, где всегда светит солнце, где из скалистых недр бьет родник с вкуснейшей водой, наполняя небольшое озерцо, населенное зеркальными карпами, где растут пальмы и кокосы, где плодоносят апельсиновые и банановые деревья, где для ребятни совершеннейшее раздолье, потому что на острове нет ядовитой живности…
Позже присоединились Долгорукие с дочерью, затем Шуллеры с двумя детьми. Само собой разумеющимся казалось присутствие на острове семейства Лунгиных, клана «воздушных извозчиков», как гордо именовали себя вслед за отцом трое белобрысых крепышей. Так сложилась маленькая колония островитян, в которой каждый вносил свою лепту в решение общих проблем. Особенно это касалось воспитания детей, у них вдруг оказалось несколько мам и пап. Никто не мог полечить раненую коленку или разбитую губу лучше мамы Тани, которая даже уколы делала совсем не больно.
К маме Полине бегали стричься, еще она пекла самые вкусные пирожки; мама Наташа придумывала удобную одежду, которую с удовольствием носили и мальчики, и девочки. У тети Сони не было своих детей, она возилась со всеми с утра до ночи и умела замечательно рисовать портреты, а дядя Миша был лучшим массовиком – затейником, он все время придумывал забавные игры и принимал в них живейшее участие, дети души в нем не чаяли, особенно девочки.
Папа Андрей подарил детям Интернет и учил ориентироваться в виртуальном мире; папа Никита катал на лодке и вертолете, обучал автоделу; папа Карлуша развел хозяйство: в огороде росли гибриды загадочных овощей, на птичьем дворе разгуливали куры и гуси, которых когда кормили, когда дразнили, а потом спасались бегством бесстрашные мальчишки.
Когда на землю опускалась, всегда внезапно, южная ночь, взрослые и дети, уставшие от беготни и успевшие за день переделать кучу интересных дел, садились у заранее приготовленного костра. Поднимавшиеся высоко в темное небо искры освещали знакомые лица как-то по-другому, волнующе прекрасно, хотелось чуда, и мама Аня, вечная хранительница страшных ребячьих секретов, утешительница и советчица, превращалась в волшебницу. Она тихим задушевным голосом рассказывала дивные сказки о неведомых островах, храбрых рыцарях, прекрасных принцессах, могущественных феях, иногда напевала древние баллады. Ее слушали, затаив дыхание, и взрослые, и дети, и почему-то чудилось, что это не сказки вовсе, а на самом деле надо куда-то бежать, кого-то спасать и благородно любить, но наваливался сладкий сон, частенько оставляя детей у костра. Взрослые переносили их в палатку и тоже засыпали.
В такие минуты, не сводя глаз с прекрасного лица жены, Владимир молился и благодарил Бога за невероятное чудо, случившееся в его жизни. Что было бы с ним, не встреть он Анну? Разве познал бы, что такое жизнь, счастье, и главное – любовь? Только об одном жалел он, что нельзя снова добиваться ее, чтобы снова и снова дарить ей свое сердце, твердить о любви и услышать первое «да». То, что было у них - бесценно, но ему все время хотелось доказывать свою любовь, которая не убывала с годами, а становилась крепче, пьянее, ненасытнее…
Погасли последние искры, все разошлись. Неутомимо о чем-то шептал прибой, припадая к ногам Анны, стоявшей у самой кромки воды, и ему захотелось стать прибоем. Луна серебрила ее струившиеся по спине волосы, и ему захотелось стать лунным светом и спрятаться в ней. Напьется ли он когда-нибудь досыта земляничного вина ее губ?
- Я тебе еще не надоела? – едва перевела дыхание и снова дразнила его лукавой улыбкой, чувствуя свою женскую силу.
- Ужасно! А я тебе? – по-прежнему хрупкая, забралась с ногами к нему на колени, наконец-то целиком в его объятиях, родная, невозможно любимая. Нет, он все-таки чего-то стоил, раз она любила его.
- Тоже ужасно!
- Ах, так! За это будешь наказана… любовью!
- Любовью наказать нельзя, - засмеялась Анна.
- А утомить?
- Попробуй…

В небе сияла ровным сиреневым светом задумчивая звезда, размышляя о чем-то, гулко вздыхал и шелестел волнами океан, прибой все шептал и шептал лежавшим на берегу в объятиях друг друга мужчине и женщине свою бесконечную сказку. О чем? Может быть, о прекрасном Айсберге, растаявшим под солнцем верной Любви, может быть, о человеческом Счастье, а может быть, еще о чем-то очень важном и нужном. Кто знает?

КОНЕЦ