Изящный и великолепный в своем убранстве зрительный зал Большого театра. Глубокий амфитеатр, задуманный по античному принципу, в своих пропорциях сочетается с рядами мраморных полуколонн, обрамляющих зал, стены которого украшены скульптурами Аполлона и девяти муз, сиденья кресел обиты красным бархатом, полы устланы коврами. Перед сценой, в небольшом партере на пять рядов по десять кресел, сидят высшие московские чины во главе с градоначальником – светлейшим князем Голицыным, все, как на подбор, в парадных фраках, какие надевают по особо торжественным случаям на Придворном балу. Нарядные дамы усыпаны бриллиантами, их блеск похож на блеск рождественских елок. Равнодушно демонстрируя обилие собственных украшений, они тайком пожирают ревнивыми взглядами друг друга. За балюстрадой, отделяющей сцену от зрительного зала, расположены боковые ложи для царствующих особ. В одной из них, справа, показывается цесаревич, для которого, собственно, наряжается московский бомонд. Наследника сопровождает, как это было и в предыдущие два театральных вечера, князь Оболенский-Репнин, чуть поодаль них держится небольшого роста женщина в скромном, но элегантном платье. Появление в ложе слева двух фигур вызывает в зале громкие восклицания, зрители встают и кланяются. Александр, занятый беседой с князем, не сразу реагирует на возникший переполох, но, обернувшись лицом к сцене, замирает: из глубины ложи напротив на него пристально, немигающим взором смотрит Император. - Как он здесь оказался, - с лица цесаревича сползает восторженная улыбка, но отца он приветствует вежливо, - и Бенкендорф здесь! - Неспроста…- хмурится Михаил, отдавая честь, хотя его самого Императору не видно, его кресло в затемненной части ложи. – Но возможно Его Величество тоже хочет послушать Щепкина? Анна Васильевна, прошу вас! Здесь вам будет удобно. Аннет чуть заметно кивает, низко наклоняя голову, и занимает кресло в самом темном углу ложи, откуда не видно зала. Ей нездоровится: глаза блестят лихорадочным блеском, на щеках появились пятна болезненного румянца. Она кажется бестелесной тенью самой себя прежней, но улыбается, назло недугу прямо держит спину. Она так долго ждала этого вечера – дебюта дочери в качестве композитора и певицы, – что никакая болезнь не удержала бы ее дома! - Как же! По мою душу прибыли, - мрачно усмехается Александр, - боятся, как бы я … Однако отложим неприятности на потом, не позволим испортить нам удовольствие. Начинают!
Отправлено: 03.11.10 01:15. Заголовок: В зале гаснет свет, ..
В зале гаснет свет, затихает людское море, медленно ползет прочь занавес, открывая огромную сцену. Она пуста, если не считать белого концертного рояля посредине. В безмолвной тишине опускается задник с изображением озаряемого яркой луной средневекового замка, на крепостных стенах которого расположились легко узнаваемые персонажи пьес Шекспира – Гамлет, Макбет, Офелия, Джульетта… Увлеченные представившейся картиной зрители не сразу замечают, как на авансцене появляется большое кресло с широкими подлокотниками и высокой спинкой и, словно из тумана, материализуется странного вида старик в длинном теплом халате ярко-синего цвета и нелепом белом колпаке на голове. В одной руке он держит подсвечник с тремя свечами, в другой – огромный талмуд в ручном переплете. Сгорбившись и шаркая шлепанцами, подходит к креслу, ставит подсвечник на один подлокотник, кладет книгу на другой, усаживается удобней, вытягивая ноги, и громко и вкусно зевает. Раздаются первые негромкие аккорды, прекрасная естественная акустика передает их в зал без искажений, и взоры зрителей устремляются на Фею в серебристо-голубом длинном платье с высокой талией. Она мала и хрупка, кажется невероятным, что столь массивный инструмент послушно повинуется ей, ее тонким пальчикам, скорее можно поверить, что рояль, как живое существо, повинуется сиянию, исходящему от стройной фигурки. Словно в дымке, светятся пышные локоны высокой прически, словно луч, струится нежный синий взгляд огромных глаз... Старик задумывается, потом кладет на колени книгу и открывает ее, читает. Вдохновенная музыка перемежается страстными монологами героев великого драматурга, как будто пришедших в этот вечер высказать зрителям свои самые сокровенные мысли. В зале царит тишина, никто не решается прервать задушевную исповедь аплодисментами, вспугнуть трогательную атмосферу единения с высочайшим искусством. Можно только, замерев, впитывать звуки музыки, любоваться мастерством великого актера, который, не меняя костюма, одними лишь интонацией и мимикой перевоплощается на глазах в разные образы, а еще можно трепетать от волшебного голоса юной певицы. Романсы, сложнейшие арии из опер… Сцена лунатизма из «Макбета» взрывает зал. Нежная фея исчезает, оставляя вместо себя несчастную помешанную женщину, в которой гениальная певица всецело сливается с гениальной трагической актрисой. Ни один оттенок взволнованной страшным злодеянием женской души не пропадает бесследно. Когда, понижая голос до легчайшего ласкательного пианиссимо, в котором слышатся и жалоба, и страх, и муки, певица поет знаменитую фразу «Никакие ароматы Аравии не сотрут запаха крови с этих маленьких ручек», она яростно трет свои белые прекрасные руки, словно хочет содрать с них кожу. Дрожь восторженного ужаса пробегает по сердцам зрителей. Ни одного театрального жеста, мера во всем, изумительная дикция: каждое слово выговаривается ясно и четко, - вдохновенное, пламенное исполнение завершает совершенство пения.
Аплодисменты нескончаемы, публика требовательна, и актриса повторяет свою композицию на тему леди Макбет еще дважды, пока, наконец, Михаил Семенович не перехватывает внимание зала чтением заключительного сонета. - Возмутительно! Она осмелилась петь со сцены о цареубийстве! – стискивает зубы Николай Павлович. – У нас ставят «Макбета»? - Нет, Ваше Величество, запрещено к постановке во всех театрах. Бенкендорф вопросительно смотрит на раздосадованного Императора, ожидая приказа, тот кивает, и Александр Христофорович исчезает за дверью. Николай Павлович переводит взгляд на сына, брови почти смыкаются на переносице: цесаревич со счастливой улыбкой на лице усердно забрасывает сцену розами, стараясь, чтобы они падали к ногам Анны, он так поглощен своим занятием, что ничего вокруг не замечает. Анна… эта женщина опасна, очень опасна. Своими чарами она заставляет забывать обо всем, кроме нее. Император еще раз окидывает взглядом рукоплещущий зал: не один цесаревич подвержен ее колдовству. Тем хуже для нее. Он выходит из ложи и быстро направляется к выходу из театра.
Наследник, князь Оболенский и Аннет выходят из ложи на сцену, но застают здесь только служителей, собирающих цветы в большие корзины. В коридоре окруженный многочисленными поклонниками Щепкин принимает поздравления, Анны нигде не видно. - Михаил Семенович, вы были неподражаемы! Примите мои горячие поздравления! Великолепный спектакль! - Благодарю вас, Ваше Высочество! – кланяется Щепкин, подходя к Наследнику. - Поздравляю! Вы – истинный гений русской сцены! – протягивает актеру букет Шеншина. – А где Анна? - Спасибо, голубушка! Она в свою гримерку прошла. Что я, вы можете гордиться дочерью, Анна Васильевна! Ее ждет великая слава, поверьте старику! Он хочет сказать что-то еще, но нахлынула новая волна поклонников и его оттирают от Аннет. - Там ее нет, - возвращается Михаил, уже успевший обследовать гримерку. - Но где же она, - недоумевает Александр, обращаясь к двум жандармам, дежурящим у входа на сцену. - Ваше Высочество, мадмуазель Платонову увел Его высокопревосходительство граф Бенкендорф, - тихо, словно сомневаясь нужно ли, докладывает один из них, - минут пять назад. - Бенкендорф?! – цесаревич и князь переглядываются, и в ту же секунду князь срывается с места. - Я догоню! - Ваше Высочество, что же это? – дрожащим голосом спрашивает Аннет и судорожно цепляется за рукав мундира Наследника. Он бережно берет ее за руку. - Не беспокойтесь, Анна Васильевна, мы найдем ее. Ничего страшного не случится. Женщина с такой надеждой смотрит на него, что Александру ничего не остается, как тщательнее скрыть свое беспокойство. - Кажется, я догадываюсь, где ее искать, и мы сейчас туда отправимся. Конечно, он знает. И это знание заставляет его серьезно опасаться за Анну, но не стоит показывать свое волнение матери, у которой только что похитили ее дочь. - Сударыня, едем, - он сажает ее в свой экипаж и дает отмашку кучеру. – Трогай!
Темный ноябрьский вечер моросящим дождем и порывистым ветром заставляет зябко ежиться. Насквозь промокший плащ не спасает, только липнет к телу, но сбросить нельзя: его темный цвет сливается с темнотой вокруг, делает незаметной лежащую пластом на крыше казенной кареты фигуру. Сопровождающие экипаж жандармы прячут лица под низко опущенными капюшонами, им невдомек, что Бенкендорф везет не только Анну. Анна… куда везут ее? Карета движется медленно, ощутимо подпрыгивая на булыжной мостовой. Михаил чуть приподнимается, стирает с лица ладонью струи дождя: Кремль, Фроловский въезд, стража… Он прячет голову, сильнее вдавливается в плоскую крышу кареты и замирает, пока идет досмотр. Через несколько минут экипаж благополучно минует ворота и по территории Кремля едет уже без охраны. Князь снова поднимает голову: карета подъезжает к Теремному дворцу, резиденции Романовых в Москве.
Отправлено: 14.11.10 00:22. Заголовок: Огромное пятиэтажное..
Огромное пятиэтажное здание почти не освещено, только у подъезда горит фонарь, позволяя разглядеть мраморные ступеньки Золотого крыльца, ведущего во внутренние покои Императорской семьи. Карета останавливается, Бенкендорф молча помогает Анне сойти, ведет ее на крыльцо. Звон серебряного колокольчика на украшенной червонным золотом красной массивной двери, она тут же открывается, пропуская Анну и Бенкендорфа внутрь, карета немедленно отъезжает прочь, площадь перед дворцом пустынна. Михаил, успевший соскочить и спрятаться в тени, с отчаянием смотрит на дверь, пытаясь вспомнить все, что когда-то читал или слышал об этом дворце. В памяти всплывает красочная картинка из архитектурного альманаха, который с интересом изучал в детстве, гостя у давнего приятеля. Вроде нижние этажи заняты хозяйственными помещениями, на третьем жили члены царской семьи, на четвертом – Император, самый верхний – Златоверхий теремок – предназначался Наследнику. Значит, Анну ведут на четвертый этаж, к Императору. Зачем? Об этом не хочется думать, по крайней мере, сейчас. Князь пристально всматривается в стены, ища хоть какую-нибудь зацепку. Нижний этаж высокий, устроен выступом, отчего на втором образуется огромная терраса, с которой открывается прекрасный вид на Москву и ее окрестности. Подобные террасы видны и на третьем, и на четвертом этажах, а это значит… Михаил сбрасывает плащ, разбегается, что есть силы, подпрыгивает и хватается за край позолоченной крыши крыльца, быстро пробегает по карнизу и спрыгивает на террасу второго этажа. Здесь проще, резные ставни высоких окон позволяют проникнуть на третий этаж, круговая терраса которого значительно уже, зато стены украшены многочисленными барельефами. Четвертый… Он переводит дыхание, прежде чем заглянуть в щелку ставня ближайшего окна. Судя по парадной росписи стен – Трапезная, для пиров с узким кругом приближенных. Далее: палата с пурпурными стенами и высеченными на них золотыми гербами областей Империи, золотая парча на мебели…Должно быть, Думная палата – рабочий кабинет царя. Последние два окна, на одном из них ставень закрыт неплотно…Михаил приоткрывает его и жадно вглядывается внутрь палаты: посредине резная деревянная кровать с шелковыми парчовыми занавесками и пологом, вдоль стен – лавки, обитые венецианским бархатом, в углу небольшая царская молельня, сокровищница древних икон, окладов, сверкающих серебром, золотом, драгоценными камнями. Обширная изразцовая печь с лежанкой, перед ней инкрустированный золотом стеклянный столик, на котором стоят два хрустальных бокала, бутылка вина, на золотом блюде возвышается горка фруктов. У самой двери стоит Анна, обеими руками вцепившись в ворот своей белой норковой шубки, а над ней… над ней склоняется Император всея Руси, Самодержец Российский, кому он присягал на верность. Слепая ярость черной пеленой застилает глаза, Михаил срывает ставень и с силой бьет ногой по цветному стеклу…
Жаркое мужское дыхание опаляет щеку, Анна едва успевает увернуться от настойчивых губ, отталкивает бесцеремонные руки, прижимающие ее к закрытой двери, тяжело дыша, отбегает вглубь просторной комнаты и останавливается посредине. Ее испуганные глаза, не отрываясь, следят за каждым движением распаленного желанием мужчины, и, стоит тому сделать шаг к ней, она отбегает в сторону, не позволяя приближаться к себе. - И долго мы будем играть в кошки-мышки? – за ироничным тоном скрываются крепко взнузданное нетерпение и досада. – Что за ребячество! Вы виноваты, и знаете это! Я запретил вам появляться на сцене – и что же? Вижу вас на сцене Императорского театра, да еще исполняете запрещенную пьесу! - Это только бенефис, Ваше Величество, дружеская поддержка господина Щепкина, не больше. Я не заключала контракта с театром! - торопится объяснить девушка. – Простите, простите, меня! Сцена раскаяния леди Макбет… - Это прямое нарушение приказа! Я предупреждал вас, что не потерплю соперника. И что же? Вы собрались замуж! - Но я не… - Вам придется заплатить дань, Анна. Эту ночь любви вы подарите мне, добровольно или по приказу. Будьте умницей и перестаньте ломаться. Я умею быть благодарным за доставленное удовольствие. - Неужели Император Российский вынужден собирать дань любви, как жестокий барин со своих крепостных?! – в отчаянии восклицает Анна, с мольбой глядя на мужчину. - Вы смеете дерзить?! Многие считают за честь внимание Императора! - Как можно требовать любви, если ее нет? Если я виновата, накажите по всей строгости закона! Но стать вашей прихотью? Увольте! Они стоят друг против друга – натянутая, как струна, хрупкая девушка со сверкающими негодованием глазами и возмущенный непривычным сопротивлением мужчина, - их взгляды встречаются, как два стальных клинка. Противостояние кажется вечностью, оба, поглощенные друг другом, не слышат глухих ударов со стороны окна возле двери. - Вы забываетесь! Закон – это я! Никто не смеет говорить мне «нет»! Вот ваше наказание! В ярости Император хватает строптивицу за руку и швыряет на широкую кровать. Она вскрикивает от боли и отползает в самый угол, сжимается в комочек. В этот момент раздается звон, и на мраморный пол, не прикрытый ковром, сыплются осколки толстого узорчатого красного стекла. Анна снова вскрикивает, теперь уже от страха. Николай Павлович оборачивается на шум и вглядывается в бледное нахмуренное лицо спрыгнувшего с подоконника на пол офицера: - В чем дело? Репнин?!
Отправлено: 19.11.10 01:55. Заголовок: Сцена пятая - Вы не..
Сцена пятая
- Вы не погибли? – удивленно восклицает Император, высоко поднимая брови, но в его голосе явственно слышится раздражение, усиливающееся по мере того, как возмутитель спокойствия приближается к нему. – Что вы делаете в моих личных покоях, Репнин? - Так точно, - останавливается в трех шагах от царя князь, по-прежнему пристально глядя на него, - не погиб, теперь я Репнин-Оболенский, с вашего высочайшего разрешения, и пришел сюда, чтобы вернуть свою похищенную невесту. - Вы полагаете, что ваши героические заслуги перед Отечеством позволяют вам по-разбойничьи врываться ко мне, вашему Императору?! Ошибаетесь! Николай Павлович надменно усмехается и подходит к изголовью кровати, в углу которой замерла Анна, протягивает руку к шнурку от звонка, оказавшегося над ее головой. Девушка неверно истолковывает его намерения, вскрикивает, выпрямляется, невольно отталкивая плечом протянутую руку, и спрыгивает по другую сторону кровати, становясь рядом с Михаилом. - Мои героические заслуги тут ни при чем, я всегда был верен Присяге и Престолу Романовых, - на бледном, неподвижном лице Михаила адским зеленым огнем полыхают глаза, голос звучит мрачно, но спокойно. - Я ворвался не к Императору, к мужчине, который, как разбойник, похищает чужих невест и принуждает их к близости. Не царское это дело, Ваше Величество! Перед любовью, как перед Богом, все равны. Вы оскорбили женщину, ради которой я вернулся с того света, - это дело чести, защитить ее доброе имя! - Миша! – Анна обеими руками закрывает рот, заглушая готовые вырваться рыдания, ее глаза умоляют князя остановиться, но он отрицательно качает головой в ответ на безмолвную просьбу и вновь обращает свой пламенный взор к Императору. - Уж не собираетесь ли вы вызвать меня на дуэль? – презрительно хохочет Николай Павлович, машинально застегивая мундир на все пуговицы. Оболенский кивает, переводит взгляд на расписную стену между двумя окнами, где висит коллекция холодного оружия – шпаги, сабли, мечи, золотые эфесы которых украшены бриллиантами. - Именно так, - он выбирает пару легких шпаг, одну из них бросает Императору эфесом вперед, тот инстинктивно хватает эфес. - Защищайтесь, сударь! - Репнин, вы с ума сошли! Это покушение на убийство! - Никак нет, это дуэль – дело чести. Я готов заплатить своей жизнью за свободу Анны. Позвольте ей уехать, Ваше Величество, и делайте со мной, что хотите. У вас достаточно оснований наказать меня... - Хорошо, что вы это понимаете…- Николай Павлович не успевает договорить фразу. - Но если нет, тогда – буду драться! – салютует шпагой Оболенский, глаза Анны наполняются слезами. - Вы…вы…- проглотив тугой комок в горле, Император расправляет плечи, - вы отправитесь в Сибирь, сейчас же! Навечно! С лишением всех званий и наград! Я объявляю вас государственным преступником! - Слушаюсь, Ваше Величество! Анна свободна? - Ваше Величество, позвольте и мне тоже, я – невеста князя Оболенского... бывшего князя, и пойду за ним, куда угодно. Лицо Анны мокро от слез, голос прерывается, но движения уверенны: она снимает с левой руки золотое кольцо с пятью мелкими бриллиантами, подарок Михаила, и надевает его на безымянный палец правой, смотрит прямо в глаза Императору: - Я пойду за ним даже на виселицу… - Анна! Вы…решились… Лицо Михаила светлеет, он радостно улыбается и падает перед ней на колени, отбрасывая шпагу: - Я не позволю вам погубить себя, но в эту минуту я счастлив! Вы меня любите! - Прекратите ломать комедию! Стража! – громко кричит Николай Павлович, - Вы отправитесь в Сибирь… Двери распахиваются, но в палату врывается не охрана, а разгневанный Александр, следом за ним входит Аннет. На пороге она замирает на мгновение, прикрыв глаза, затем плотно притворяет двери, подходит к дочери и обнимает ее. - А это еще что за явление?
Надменный тон Императора не производит на цесаревича должного действия, с его губ готовы сорваться резкие слова, но взгляд нечаянно падает на поднимающегося с колен Михаила, и возмущение на лице Наследника сменяется крайним удивлением. - Мишель?! Как вы сюда попали? – вместо ответа Оболенский поднимает с пола норковую шубку Анны и набрасывает на плечи Аннет, чтобы согреть больную женщину, тело которой сотрясает болезненная дрожь. Аннет благодарно улыбается ему, крепче прижимает к себе дочь. - Самым простым способом – разбив окно! – насмешливо отвечает за него раздосадованный Николай Павлович. – Он, как и ты, Александр, перепутал царские покои с проходным двором. Но здесь не место посторонним! - Мы не посторонние, Ваше Величество, - цесаревич с трудом справляется со своим удивлением, глаза его, устремленные на отца, наполняются разочарованием и раздражением. - Мы, можно сказать, самые заинтересованные лица. Лично я зашел уточнить, помнит ли Император о проигранном пари и своем обещании. Прошу прощения, если зашел в неурочный час. Эта дама, позвольте представить, мать Анны, Анна Васильевна Шеншина. Она интересуется, за какие преступления ее дочь арестована графом Бенкендорфом и доставлена в ваши личные покои, где вы, не сомневаюсь, намерены допросить ее по всей строгости закона. Хотя… Шпага в ваших руках свидетельствует еще об одном намерении… На лице Александра появляется по-детски восторженная улыбка. - Уж не собирается ли Его Императорское Величество драться на дуэли с князем Оболенским? – благоговейным ужасом маскируя сарказм, вопрошает он и с трагической миной поднимает глаза к небу, хватается за сердце. – Что скажет Двор?! Что скажут в Европе?! Николай Павлович в сердцах отбрасывает шпагу в сторону. - Довольно! Немедленно покиньте помещение! - С Анной? – ехидно уточняет Наследник. - Анна останется здесь, я не намерен потакать вашим выходкам. Бывший князь отправится в Сибирь, а вам, сударыня, не следовало сюда приходить, подвергая себя риску быть наказанной… - Так… накажите… меня, но… не губите свою… племянницу… То ли прерывистый низкий голос, то ли лихорадочный взгляд темных глаз, то ли высохшая до тени фигура странной женщины заставляют внимательно прислушиваться к произносимым ею словам, смысл которых доходит до сознания не сразу, но на мгновение воцаряется тишина. Анна поднимает голову и с тревогой всматривается в пылающее жаром лицо матери, Михаил бережно поддерживает Аннет с другой стороны, Александр переглядывается с отцом, на лицах обоих проявляется полнейшее недоумение. - Ваши выдумки бессмысленны, сударыня, - приходит, наконец, в себя Николай Павлович. - Это не выдумки…Не хочу, чтобы Анна повторила мою судьбу…Анна - дочь вашего брата, Ваше Величество, Александра Павловича... Сильный кашель не дает Аннет договорить, она виснет на руках Михаила, теряя сознание. По знаку нахмурившегося Николая Павловича ее кладут на широкую лавку возле стены, Александр наливает в бокал вина, и Анна, достав пузырек из кармана платья матери, торопливо, не считая, капает в вино лекарство, с трудом вливает в стиснутый рот больной спасительную жидкость. Несколько мгновений спустя, Аннет открывает глаза, осматривается и при виде Императора пытается встать, но он делает знак, чтобы она лежала. Анна садится рядом, осторожно кладет ее голову себе на колени. - Вам лучше? Мне жаль вас, но придется закончить свою интересную историю, раз начали, - чуть мягче приказывает Николай Павлович. - Ваше Величество, я все расскажу. Видит Бог, хотела унести с собой тайну рождения Анны, но от судьбы не уйдешь…
Отправлено: 01.12.10 00:07. Заголовок: Двадцать один год на..
Двадцать один год назад в одной из деревень моего отца вспыхнул бунт. Отец умер от удара, не успев изменить завещания: взбунтовавшаяся Сосновка отходила ко мне. Родственники, зная, что он хотел лишить меня наследства, затеяли тяжбу. Тогда я решилась просить защиты у Императора и отправилась в Москву, где он, по слухам, в то время находился. В детстве матушка часто рассказывала, что в царском кабинете в Кремле есть окно, украшенное с фасада резным белокаменным наличником, и называется оно Челобитным. Любой обиженный мог опустить свою жалобу в ящик, который опускался из того окна каждое утро… - …И вы отправились в Кремль, поверив в легенду? Давно уже нет никакого ящика, - усмехается Николай Павлович. Анна ласково, как ребенку, гладит седые волосы матери, не слишком поверив ее признанию, и кротко, словно просит не судить строго больную женщину, смотрит то на цесаревича, то на Михаила, которые слушают Аннет с большим интересом. - Охранники у Фроловских ворот так и сказали, не пустили в Кремль. Я долго стояла в растерянности, не зная, что предпринять. Никто из родственников не принял бы меня в своем доме, идти мне было некуда. Весенний вечер долог, ночь коротка, я решилась ждать до утра, когда на службу пойдут чиновники, и тут подъехала карета, из окна которой выглянул знатный вельможа. Охранники бросились отворять ворота. Я догадалась, что этот господин вхож к Императору, и бросилась к нему с просьбой помочь мне. Вельможа оказался учтивым, пригласил меня к себе в карету. Его голубые, чуть на выкате, глаза смотрели на меня приветливо и с сочувствием, и я, неожиданно для самой себя, подробно рассказала ему о своих обстоятельствах, упомянула даже о несчастной любви, не называя имени любимого. Мою просьбу передать прошение Императору он отклонил, сказал, что я могу решить свой вопрос сама. Карета двинулась дальше, я была и обрадована, и испугана, но вельможа ласково смотрел на меня и улыбался, и я верила в свою удачу. Хорошо помню, как мы поднялись на Золотое крыльцо, как дежурившие на этажах адъютанты отдавали честь моему провожатому, как по винтовой лестнице поднялись на четвертый этаж и оказались в богато убранном кабинете, где на возвышении посредине стояло широкое кресло в золотой обивке, больше похожее на трон. На стене в позолоченной раме висел огромных размеров парадный портрет Императора во всех регалиях, его лицо… Я поспешно обратилась к своему спутнику и обомлела: вельможа оказался самим Императором! «Не пугайтесь, дитя мое», - сказал он, - «я охотно помогу прелестной барышне разобраться с наследством». Он взял мое прошение, подошел к столу и начертал резолюцию, потом вызвал адъютанта и отдал бумагу, приказав решить дело в течение суток. Я стояла ни жива ни мертва, а он, улыбаясь, обнял меня и попросил разделить ожидание вместе с ним и подарить ему мою невинность. Отказать я не посмела, хотя всей душой любила другого мужчину и страшилась своей участи. На другой день Александр Павлович сказал, что все документы на имение оформлены и в деревню посланы объявить меня хозяйкой судейские, и что я могу ехать, но просил остаться с ним, пока он не завершит свои дела в Москве и не вернется в столицу, так как я ему очень понравилась. Я… осталась. Здесь, в этих покоях, я провела почти неделю, никого, кроме Александра Павловича, не видя. - Весьма занимательный рассказ, сударыня, - Николай Павлович, не пропустивший ни единого слова, долго и пытливо смотрит на Аннет, словно раздумывая, верить или не верить женщине столь похожей чертами лица на Анну, - верю, вы были очень хороши собой, и мой влюбчивый брат Александр Павлович вполне мог увлечься вами. Но слова – всего лишь слова! Зная о пристрастии Императора Александра Павловича к красивым женщинам, можно сочинить душещипательную историю. Есть ли свидетели, что-нибудь еще в подтверждение ваших слов? Аннет вспыхивает, встает и гордо выпрямляется, собрав все силы. - Вы обвиняете меня в корысти? Ваше Величество, если бы Анна не оказалась в опасности, вы никогда не узнали бы правды! Свидетели… Их нет! Барон Иван Иванович Корф, единственный, кому я открылась, мертв, как мертва Ваша матушка, Императрица Мария Федоровна… - Моя мать?! Она знала?! - Да. И она преследовала меня…- Аннет едва стоит на ногах, но жестом останавливает кинувшегося поддержать ее Оболенского. - Как вы смеете обвинять Императрицу! - Ваше Величество, - останавливает отца молчавший дотоле Александр, - история не закончена. Полагаю, нам следует выслушать ее до конца. Продолжайте, Анна Васильевна! Аннет закрывает на мгновение глаза, собираясь с мыслями. - Несколько дней спустя, я уехала в деревню, отклонив предложение Александра Павловича последовать за ним в столицу. Его страсть ко мне все еще не утихла, и он огорчился отказом, но я понимала, что долго удерживать в тайне наши отношения невозможно, а огласки я не хотела, надеялась забыть все, что случилось той весной, и осуществить свои планы - стать оперной певицей. Но… дань любви, которую заплатила, оказалась слишком большой. Вскоре я почувствовала себя в тягости и испугалась. Родить внебрачного ребенка в России? Что сулило ему будущее? Я хорошо знала, что такое быть изгоем в обществе и не хотела такой судьбы для него. Снова пришлось прибегнуть к помощи Александра Павловича. При расставании он приставил ко мне старушку-монахиню в качестве компаньонки, чтобы защитить репутацию одинокой девушки. Ей и поручила доставить Императору письмо, в котором сообщала о своем положении и просила совета. Через месяц мучительных ожиданий приехал офицер, препроводивший меня в Петербург и устроивший в частном доме на Фонтанке, где вечером того же дня я увидела Императора. Александр Павлович был радостно возбужден, строил планы относительно ребенка, ему почему-то казалось, что, наконец-то, у него будет сын! Даже имя приготовил – Петр! Николай Павлович резко выдыхает, на лице его появляется угрюмое выражение, словно какая-то мысль не дает ему покоя. - Он навещал меня довольно часто, и каждый раз становился все мрачнее и мрачнее. Однажды проговорился, что известил обо мне Императрицу Марию Федоровну и что она очень недовольна. Я почувствовала надвигающуюся опасность и попросила разрешения уехать за границу, но Александр Павлович не хотел даже слышать об этом. Время шло, приближались роды. Я тяжело дохаживала последние недели, тревога снедала меня и мучила жестокой бессонницей, забывалась на полчаса и просыпалась в холодном поту от страшных видений. Доктор стал давать мне настойку, чтобы я крепко спала по ночам. Но однажды я забыла выпить лекарство и проснулась среди ночи, услышав тяжелые уверенные шаги возле двери своей спальни. В ту ночь горничная, обычно сидевшая подле меня, заболела, и я отправила ее в людскую, комната доктора была в противоположном крыле дома. Так я оказалась одна… Дверь открылась. Сквозь сомкнутые ресницы я разглядела невысокую пожилую женщину в темном платье. Она приблизилась к моей кровати и долго разглядывала меня при слабом свете догорающей свечи. Я затаила дыхание и не шевелилась. Холодной рукой женщина провела по моей шее и груди, словно что-то искала, потом наклонилась над столиком возле кровати, и я смогла разглядеть ее - это была Императрица Мария Федоровна! Узнала ее сразу, Александр Павлович приезжал как-то вместе с ней. Николай Павлович вздрагивает, правая рука его тянется к вороту, расстегивает пуговицу мундира, словно ему не хватает воздуха. - Она открыла золотой перстень в виде печатки на безымянном пальце левой руки, высыпала из него белый порошок в стакан с молоком, потом искала что-то в ящике столика, не найдя, пробормотала «Проклятье, где же он?», снова повернулась, коснулась рукой моего живота и пошла к двери. Я долго боялась пошевелиться, вслушивалась в тишину, прежде чем вскочить с постели. От неловкого движения одеяло задело стакан, он упал и разбился, молоко растеклось по полу. Мой котенок, завидев лакомство, спрыгнул с постели и принялся жадно лакать, но вдруг поперхнулся и упал замертво. Молоко было отравлено… - Вздор! Я не желаю больше слышать этот вздор! – взрывается Император. – Вы начитались французских романов! Императрица не может быть убийцей! - Я говорю правду! – Аннет почти кричит, голос ее охрип от длительных усилий. - Ваша мать не хотела появления сына у Императора Александра Павловича, потому что Наследником должны были стать вы! Она сама мне это говорила! В тот же час я наскоро собралась и выехала из Петербурга. Но за домом следили, и вскоре я обнаружила погоню, меня преследовали, и если бы не барон Корф, я погибла бы. Он сумел укрыть меня в доме крепостного крестьянина, там я родила, слава Богу, дочь и оставила ее барону под чужим именем, сама, узнав, что в деревне появились жандармы, в тот же день уехала за границу, надеясь, что меня не найдут в Европе. - Неужели, неужели правда? – бледнеет Александр, - Какое злодейство! Но, может быть, вам показалось? Вы были не в себе? - Ваше Высочество! Вот, - Аннет расстегивает верхнюю пуговицу лифа платья, снимает с себя золотой медальон в форме креста и протягивает его цесаревичу. – Я носила его всегда при себе, чтобы он не попал в чужие руки, но в ту ночь было душно, казалось, медальон давит на грудь, мешая дышать, и я надела его на запястье, как браслет. Именно этот медальон искала Мария Федоровна. Александр внимательно разглядывает замысловатый узор и вздрагивает: - Отец, смотрите! Николай Павлович подходит к сыну, берет из его рук золотую вещицу, на которой выбиты очень мелкими буковками слова «Петр Александрович Романов», затем раскрывает медальон, вынимает крестик, инкрустированный бриллиантами, и золотую сережку в виде небольшой звезды с бриллиантом по центру. Он долго смотрит на крест, затем переводит глаза на Аннет. - Это невероятно! Откуда у вас семейная реликвия Романовых? Медальон сделан особым способом, здесь печать Императорского дома. Именные медальоны изготавливаются только для Наследников. Умерших хоронят вместе с его медальоном. Из ныне живущих Романовых, медальоны есть только у меня и Александра. - Ваше Величество, я получила его из рук Александра Павловича. Он хотел надеть на сына сам, но ему пришлось срочно уехать из Петербурга, потому велел мне сделать это, если роды начнутся в его отсутствие. Николай Павлович крепко сжимает в руке медальон. - Вам он больше не понадобится. А серьга? - Это подарок Александра Павловича, после первой ночи. Но я потеряла одну серьгу здесь, в этой палате… Аннет мелким, нетвердым шагом подходит к столику возле печи, оглядывается. - В тот вечер так же стоял накрытый стол, мы сидели, прислонившись спиной к теплой печи. Александр Павлович страстно целовал меня и…видимо, тогда сломался замок сережки. Она должна была отлететь за плинтус, вот здесь или здесь… - Вы ее не искали? - Я не осмелилась… Николай Павлович отодвигает стол, Оболенский и цесаревич, сразу разгадав его намерение, подбегают к печи и с трудом, помогая себе столовым ножом, отдирают массивный плинтус из червонного золота у нижнего изразца печи. Между мраморным полом и печью обнажается узкая полоска белого песка, Оболенский проводит по ней ладонью, просыпая песок сквозь пальцы, и выуживает серьгу, точно такую же, какую держит в руке Император. - Все сходится. У меня нет более причин не верить вам, - после секундного замешательства приходит в себя Император. – Ваша история невероятна, но я верю мелочам. Можете не продолжать, дальнейшая судьба Анны более или менее мне известна. Он пристально смотрит на девушку, словно ищет в чертах ее лица сходство с Романовыми, этот тяжелый взгляд и затянувшееся молчание заставляют Анну, наконец, поверить в происходящее. Дочь Александра Павловича Романова, не желанная, никому не нужная, проклятая уже своим рождением!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 24
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума