Изящный и великолепный в своем убранстве зрительный зал Большого театра. Глубокий амфитеатр, задуманный по античному принципу, в своих пропорциях сочетается с рядами мраморных полуколонн, обрамляющих зал, стены которого украшены скульптурами Аполлона и девяти муз, сиденья кресел обиты красным бархатом, полы устланы коврами. Перед сценой, в небольшом партере на пять рядов по десять кресел, сидят высшие московские чины во главе с градоначальником – светлейшим князем Голицыным, все, как на подбор, в парадных фраках, какие надевают по особо торжественным случаям на Придворном балу. Нарядные дамы усыпаны бриллиантами, их блеск похож на блеск рождественских елок. Равнодушно демонстрируя обилие собственных украшений, они тайком пожирают ревнивыми взглядами друг друга. За балюстрадой, отделяющей сцену от зрительного зала, расположены боковые ложи для царствующих особ. В одной из них, справа, показывается цесаревич, для которого, собственно, наряжается московский бомонд. Наследника сопровождает, как это было и в предыдущие два театральных вечера, князь Оболенский-Репнин, чуть поодаль них держится небольшого роста женщина в скромном, но элегантном платье. Появление в ложе слева двух фигур вызывает в зале громкие восклицания, зрители встают и кланяются. Александр, занятый беседой с князем, не сразу реагирует на возникший переполох, но, обернувшись лицом к сцене, замирает: из глубины ложи напротив на него пристально, немигающим взором смотрит Император. - Как он здесь оказался, - с лица цесаревича сползает восторженная улыбка, но отца он приветствует вежливо, - и Бенкендорф здесь! - Неспроста…- хмурится Михаил, отдавая честь, хотя его самого Императору не видно, его кресло в затемненной части ложи. – Но возможно Его Величество тоже хочет послушать Щепкина? Анна Васильевна, прошу вас! Здесь вам будет удобно. Аннет чуть заметно кивает, низко наклоняя голову, и занимает кресло в самом темном углу ложи, откуда не видно зала. Ей нездоровится: глаза блестят лихорадочным блеском, на щеках появились пятна болезненного румянца. Она кажется бестелесной тенью самой себя прежней, но улыбается, назло недугу прямо держит спину. Она так долго ждала этого вечера – дебюта дочери в качестве композитора и певицы, – что никакая болезнь не удержала бы ее дома! - Как же! По мою душу прибыли, - мрачно усмехается Александр, - боятся, как бы я … Однако отложим неприятности на потом, не позволим испортить нам удовольствие. Начинают!
Отправлено: 03.11.10 01:15. Заголовок: В зале гаснет свет, ..
В зале гаснет свет, затихает людское море, медленно ползет прочь занавес, открывая огромную сцену. Она пуста, если не считать белого концертного рояля посредине. В безмолвной тишине опускается задник с изображением озаряемого яркой луной средневекового замка, на крепостных стенах которого расположились легко узнаваемые персонажи пьес Шекспира – Гамлет, Макбет, Офелия, Джульетта… Увлеченные представившейся картиной зрители не сразу замечают, как на авансцене появляется большое кресло с широкими подлокотниками и высокой спинкой и, словно из тумана, материализуется странного вида старик в длинном теплом халате ярко-синего цвета и нелепом белом колпаке на голове. В одной руке он держит подсвечник с тремя свечами, в другой – огромный талмуд в ручном переплете. Сгорбившись и шаркая шлепанцами, подходит к креслу, ставит подсвечник на один подлокотник, кладет книгу на другой, усаживается удобней, вытягивая ноги, и громко и вкусно зевает. Раздаются первые негромкие аккорды, прекрасная естественная акустика передает их в зал без искажений, и взоры зрителей устремляются на Фею в серебристо-голубом длинном платье с высокой талией. Она мала и хрупка, кажется невероятным, что столь массивный инструмент послушно повинуется ей, ее тонким пальчикам, скорее можно поверить, что рояль, как живое существо, повинуется сиянию, исходящему от стройной фигурки. Словно в дымке, светятся пышные локоны высокой прически, словно луч, струится нежный синий взгляд огромных глаз... Старик задумывается, потом кладет на колени книгу и открывает ее, читает. Вдохновенная музыка перемежается страстными монологами героев великого драматурга, как будто пришедших в этот вечер высказать зрителям свои самые сокровенные мысли. В зале царит тишина, никто не решается прервать задушевную исповедь аплодисментами, вспугнуть трогательную атмосферу единения с высочайшим искусством. Можно только, замерев, впитывать звуки музыки, любоваться мастерством великого актера, который, не меняя костюма, одними лишь интонацией и мимикой перевоплощается на глазах в разные образы, а еще можно трепетать от волшебного голоса юной певицы. Романсы, сложнейшие арии из опер… Сцена лунатизма из «Макбета» взрывает зал. Нежная фея исчезает, оставляя вместо себя несчастную помешанную женщину, в которой гениальная певица всецело сливается с гениальной трагической актрисой. Ни один оттенок взволнованной страшным злодеянием женской души не пропадает бесследно. Когда, понижая голос до легчайшего ласкательного пианиссимо, в котором слышатся и жалоба, и страх, и муки, певица поет знаменитую фразу «Никакие ароматы Аравии не сотрут запаха крови с этих маленьких ручек», она яростно трет свои белые прекрасные руки, словно хочет содрать с них кожу. Дрожь восторженного ужаса пробегает по сердцам зрителей. Ни одного театрального жеста, мера во всем, изумительная дикция: каждое слово выговаривается ясно и четко, - вдохновенное, пламенное исполнение завершает совершенство пения.
Аплодисменты нескончаемы, публика требовательна, и актриса повторяет свою композицию на тему леди Макбет еще дважды, пока, наконец, Михаил Семенович не перехватывает внимание зала чтением заключительного сонета. - Возмутительно! Она осмелилась петь со сцены о цареубийстве! – стискивает зубы Николай Павлович. – У нас ставят «Макбета»? - Нет, Ваше Величество, запрещено к постановке во всех театрах. Бенкендорф вопросительно смотрит на раздосадованного Императора, ожидая приказа, тот кивает, и Александр Христофорович исчезает за дверью. Николай Павлович переводит взгляд на сына, брови почти смыкаются на переносице: цесаревич со счастливой улыбкой на лице усердно забрасывает сцену розами, стараясь, чтобы они падали к ногам Анны, он так поглощен своим занятием, что ничего вокруг не замечает. Анна… эта женщина опасна, очень опасна. Своими чарами она заставляет забывать обо всем, кроме нее. Император еще раз окидывает взглядом рукоплещущий зал: не один цесаревич подвержен ее колдовству. Тем хуже для нее. Он выходит из ложи и быстро направляется к выходу из театра.
Наследник, князь Оболенский и Аннет выходят из ложи на сцену, но застают здесь только служителей, собирающих цветы в большие корзины. В коридоре окруженный многочисленными поклонниками Щепкин принимает поздравления, Анны нигде не видно. - Михаил Семенович, вы были неподражаемы! Примите мои горячие поздравления! Великолепный спектакль! - Благодарю вас, Ваше Высочество! – кланяется Щепкин, подходя к Наследнику. - Поздравляю! Вы – истинный гений русской сцены! – протягивает актеру букет Шеншина. – А где Анна? - Спасибо, голубушка! Она в свою гримерку прошла. Что я, вы можете гордиться дочерью, Анна Васильевна! Ее ждет великая слава, поверьте старику! Он хочет сказать что-то еще, но нахлынула новая волна поклонников и его оттирают от Аннет. - Там ее нет, - возвращается Михаил, уже успевший обследовать гримерку. - Но где же она, - недоумевает Александр, обращаясь к двум жандармам, дежурящим у входа на сцену. - Ваше Высочество, мадмуазель Платонову увел Его высокопревосходительство граф Бенкендорф, - тихо, словно сомневаясь нужно ли, докладывает один из них, - минут пять назад. - Бенкендорф?! – цесаревич и князь переглядываются, и в ту же секунду князь срывается с места. - Я догоню! - Ваше Высочество, что же это? – дрожащим голосом спрашивает Аннет и судорожно цепляется за рукав мундира Наследника. Он бережно берет ее за руку. - Не беспокойтесь, Анна Васильевна, мы найдем ее. Ничего страшного не случится. Женщина с такой надеждой смотрит на него, что Александру ничего не остается, как тщательнее скрыть свое беспокойство. - Кажется, я догадываюсь, где ее искать, и мы сейчас туда отправимся. Конечно, он знает. И это знание заставляет его серьезно опасаться за Анну, но не стоит показывать свое волнение матери, у которой только что похитили ее дочь. - Сударыня, едем, - он сажает ее в свой экипаж и дает отмашку кучеру. – Трогай!
Темный ноябрьский вечер моросящим дождем и порывистым ветром заставляет зябко ежиться. Насквозь промокший плащ не спасает, только липнет к телу, но сбросить нельзя: его темный цвет сливается с темнотой вокруг, делает незаметной лежащую пластом на крыше казенной кареты фигуру. Сопровождающие экипаж жандармы прячут лица под низко опущенными капюшонами, им невдомек, что Бенкендорф везет не только Анну. Анна… куда везут ее? Карета движется медленно, ощутимо подпрыгивая на булыжной мостовой. Михаил чуть приподнимается, стирает с лица ладонью струи дождя: Кремль, Фроловский въезд, стража… Он прячет голову, сильнее вдавливается в плоскую крышу кареты и замирает, пока идет досмотр. Через несколько минут экипаж благополучно минует ворота и по территории Кремля едет уже без охраны. Князь снова поднимает голову: карета подъезжает к Теремному дворцу, резиденции Романовых в Москве.
Отправлено: 14.11.10 00:22. Заголовок: Огромное пятиэтажное..
Огромное пятиэтажное здание почти не освещено, только у подъезда горит фонарь, позволяя разглядеть мраморные ступеньки Золотого крыльца, ведущего во внутренние покои Императорской семьи. Карета останавливается, Бенкендорф молча помогает Анне сойти, ведет ее на крыльцо. Звон серебряного колокольчика на украшенной червонным золотом красной массивной двери, она тут же открывается, пропуская Анну и Бенкендорфа внутрь, карета немедленно отъезжает прочь, площадь перед дворцом пустынна. Михаил, успевший соскочить и спрятаться в тени, с отчаянием смотрит на дверь, пытаясь вспомнить все, что когда-то читал или слышал об этом дворце. В памяти всплывает красочная картинка из архитектурного альманаха, который с интересом изучал в детстве, гостя у давнего приятеля. Вроде нижние этажи заняты хозяйственными помещениями, на третьем жили члены царской семьи, на четвертом – Император, самый верхний – Златоверхий теремок – предназначался Наследнику. Значит, Анну ведут на четвертый этаж, к Императору. Зачем? Об этом не хочется думать, по крайней мере, сейчас. Князь пристально всматривается в стены, ища хоть какую-нибудь зацепку. Нижний этаж высокий, устроен выступом, отчего на втором образуется огромная терраса, с которой открывается прекрасный вид на Москву и ее окрестности. Подобные террасы видны и на третьем, и на четвертом этажах, а это значит… Михаил сбрасывает плащ, разбегается, что есть силы, подпрыгивает и хватается за край позолоченной крыши крыльца, быстро пробегает по карнизу и спрыгивает на террасу второго этажа. Здесь проще, резные ставни высоких окон позволяют проникнуть на третий этаж, круговая терраса которого значительно уже, зато стены украшены многочисленными барельефами. Четвертый… Он переводит дыхание, прежде чем заглянуть в щелку ставня ближайшего окна. Судя по парадной росписи стен – Трапезная, для пиров с узким кругом приближенных. Далее: палата с пурпурными стенами и высеченными на них золотыми гербами областей Империи, золотая парча на мебели…Должно быть, Думная палата – рабочий кабинет царя. Последние два окна, на одном из них ставень закрыт неплотно…Михаил приоткрывает его и жадно вглядывается внутрь палаты: посредине резная деревянная кровать с шелковыми парчовыми занавесками и пологом, вдоль стен – лавки, обитые венецианским бархатом, в углу небольшая царская молельня, сокровищница древних икон, окладов, сверкающих серебром, золотом, драгоценными камнями. Обширная изразцовая печь с лежанкой, перед ней инкрустированный золотом стеклянный столик, на котором стоят два хрустальных бокала, бутылка вина, на золотом блюде возвышается горка фруктов. У самой двери стоит Анна, обеими руками вцепившись в ворот своей белой норковой шубки, а над ней… над ней склоняется Император всея Руси, Самодержец Российский, кому он присягал на верность. Слепая ярость черной пеленой застилает глаза, Михаил срывает ставень и с силой бьет ногой по цветному стеклу…
Жаркое мужское дыхание опаляет щеку, Анна едва успевает увернуться от настойчивых губ, отталкивает бесцеремонные руки, прижимающие ее к закрытой двери, тяжело дыша, отбегает вглубь просторной комнаты и останавливается посредине. Ее испуганные глаза, не отрываясь, следят за каждым движением распаленного желанием мужчины, и, стоит тому сделать шаг к ней, она отбегает в сторону, не позволяя приближаться к себе. - И долго мы будем играть в кошки-мышки? – за ироничным тоном скрываются крепко взнузданное нетерпение и досада. – Что за ребячество! Вы виноваты, и знаете это! Я запретил вам появляться на сцене – и что же? Вижу вас на сцене Императорского театра, да еще исполняете запрещенную пьесу! - Это только бенефис, Ваше Величество, дружеская поддержка господина Щепкина, не больше. Я не заключала контракта с театром! - торопится объяснить девушка. – Простите, простите, меня! Сцена раскаяния леди Макбет… - Это прямое нарушение приказа! Я предупреждал вас, что не потерплю соперника. И что же? Вы собрались замуж! - Но я не… - Вам придется заплатить дань, Анна. Эту ночь любви вы подарите мне, добровольно или по приказу. Будьте умницей и перестаньте ломаться. Я умею быть благодарным за доставленное удовольствие. - Неужели Император Российский вынужден собирать дань любви, как жестокий барин со своих крепостных?! – в отчаянии восклицает Анна, с мольбой глядя на мужчину. - Вы смеете дерзить?! Многие считают за честь внимание Императора! - Как можно требовать любви, если ее нет? Если я виновата, накажите по всей строгости закона! Но стать вашей прихотью? Увольте! Они стоят друг против друга – натянутая, как струна, хрупкая девушка со сверкающими негодованием глазами и возмущенный непривычным сопротивлением мужчина, - их взгляды встречаются, как два стальных клинка. Противостояние кажется вечностью, оба, поглощенные друг другом, не слышат глухих ударов со стороны окна возле двери. - Вы забываетесь! Закон – это я! Никто не смеет говорить мне «нет»! Вот ваше наказание! В ярости Император хватает строптивицу за руку и швыряет на широкую кровать. Она вскрикивает от боли и отползает в самый угол, сжимается в комочек. В этот момент раздается звон, и на мраморный пол, не прикрытый ковром, сыплются осколки толстого узорчатого красного стекла. Анна снова вскрикивает, теперь уже от страха. Николай Павлович оборачивается на шум и вглядывается в бледное нахмуренное лицо спрыгнувшего с подоконника на пол офицера: - В чем дело? Репнин?!
Отправлено: 19.11.10 01:55. Заголовок: Сцена пятая - Вы не..
Сцена пятая
- Вы не погибли? – удивленно восклицает Император, высоко поднимая брови, но в его голосе явственно слышится раздражение, усиливающееся по мере того, как возмутитель спокойствия приближается к нему. – Что вы делаете в моих личных покоях, Репнин? - Так точно, - останавливается в трех шагах от царя князь, по-прежнему пристально глядя на него, - не погиб, теперь я Репнин-Оболенский, с вашего высочайшего разрешения, и пришел сюда, чтобы вернуть свою похищенную невесту. - Вы полагаете, что ваши героические заслуги перед Отечеством позволяют вам по-разбойничьи врываться ко мне, вашему Императору?! Ошибаетесь! Николай Павлович надменно усмехается и подходит к изголовью кровати, в углу которой замерла Анна, протягивает руку к шнурку от звонка, оказавшегося над ее головой. Девушка неверно истолковывает его намерения, вскрикивает, выпрямляется, невольно отталкивая плечом протянутую руку, и спрыгивает по другую сторону кровати, становясь рядом с Михаилом. - Мои героические заслуги тут ни при чем, я всегда был верен Присяге и Престолу Романовых, - на бледном, неподвижном лице Михаила адским зеленым огнем полыхают глаза, голос звучит мрачно, но спокойно. - Я ворвался не к Императору, к мужчине, который, как разбойник, похищает чужих невест и принуждает их к близости. Не царское это дело, Ваше Величество! Перед любовью, как перед Богом, все равны. Вы оскорбили женщину, ради которой я вернулся с того света, - это дело чести, защитить ее доброе имя! - Миша! – Анна обеими руками закрывает рот, заглушая готовые вырваться рыдания, ее глаза умоляют князя остановиться, но он отрицательно качает головой в ответ на безмолвную просьбу и вновь обращает свой пламенный взор к Императору. - Уж не собираетесь ли вы вызвать меня на дуэль? – презрительно хохочет Николай Павлович, машинально застегивая мундир на все пуговицы. Оболенский кивает, переводит взгляд на расписную стену между двумя окнами, где висит коллекция холодного оружия – шпаги, сабли, мечи, золотые эфесы которых украшены бриллиантами. - Именно так, - он выбирает пару легких шпаг, одну из них бросает Императору эфесом вперед, тот инстинктивно хватает эфес. - Защищайтесь, сударь! - Репнин, вы с ума сошли! Это покушение на убийство! - Никак нет, это дуэль – дело чести. Я готов заплатить своей жизнью за свободу Анны. Позвольте ей уехать, Ваше Величество, и делайте со мной, что хотите. У вас достаточно оснований наказать меня... - Хорошо, что вы это понимаете…- Николай Павлович не успевает договорить фразу. - Но если нет, тогда – буду драться! – салютует шпагой Оболенский, глаза Анны наполняются слезами. - Вы…вы…- проглотив тугой комок в горле, Император расправляет плечи, - вы отправитесь в Сибирь, сейчас же! Навечно! С лишением всех званий и наград! Я объявляю вас государственным преступником! - Слушаюсь, Ваше Величество! Анна свободна? - Ваше Величество, позвольте и мне тоже, я – невеста князя Оболенского... бывшего князя, и пойду за ним, куда угодно. Лицо Анны мокро от слез, голос прерывается, но движения уверенны: она снимает с левой руки золотое кольцо с пятью мелкими бриллиантами, подарок Михаила, и надевает его на безымянный палец правой, смотрит прямо в глаза Императору: - Я пойду за ним даже на виселицу… - Анна! Вы…решились… Лицо Михаила светлеет, он радостно улыбается и падает перед ней на колени, отбрасывая шпагу: - Я не позволю вам погубить себя, но в эту минуту я счастлив! Вы меня любите! - Прекратите ломать комедию! Стража! – громко кричит Николай Павлович, - Вы отправитесь в Сибирь… Двери распахиваются, но в палату врывается не охрана, а разгневанный Александр, следом за ним входит Аннет. На пороге она замирает на мгновение, прикрыв глаза, затем плотно притворяет двери, подходит к дочери и обнимает ее. - А это еще что за явление?
Надменный тон Императора не производит на цесаревича должного действия, с его губ готовы сорваться резкие слова, но взгляд нечаянно падает на поднимающегося с колен Михаила, и возмущение на лице Наследника сменяется крайним удивлением. - Мишель?! Как вы сюда попали? – вместо ответа Оболенский поднимает с пола норковую шубку Анны и набрасывает на плечи Аннет, чтобы согреть больную женщину, тело которой сотрясает болезненная дрожь. Аннет благодарно улыбается ему, крепче прижимает к себе дочь. - Самым простым способом – разбив окно! – насмешливо отвечает за него раздосадованный Николай Павлович. – Он, как и ты, Александр, перепутал царские покои с проходным двором. Но здесь не место посторонним! - Мы не посторонние, Ваше Величество, - цесаревич с трудом справляется со своим удивлением, глаза его, устремленные на отца, наполняются разочарованием и раздражением. - Мы, можно сказать, самые заинтересованные лица. Лично я зашел уточнить, помнит ли Император о проигранном пари и своем обещании. Прошу прощения, если зашел в неурочный час. Эта дама, позвольте представить, мать Анны, Анна Васильевна Шеншина. Она интересуется, за какие преступления ее дочь арестована графом Бенкендорфом и доставлена в ваши личные покои, где вы, не сомневаюсь, намерены допросить ее по всей строгости закона. Хотя… Шпага в ваших руках свидетельствует еще об одном намерении… На лице Александра появляется по-детски восторженная улыбка. - Уж не собирается ли Его Императорское Величество драться на дуэли с князем Оболенским? – благоговейным ужасом маскируя сарказм, вопрошает он и с трагической миной поднимает глаза к небу, хватается за сердце. – Что скажет Двор?! Что скажут в Европе?! Николай Павлович в сердцах отбрасывает шпагу в сторону. - Довольно! Немедленно покиньте помещение! - С Анной? – ехидно уточняет Наследник. - Анна останется здесь, я не намерен потакать вашим выходкам. Бывший князь отправится в Сибирь, а вам, сударыня, не следовало сюда приходить, подвергая себя риску быть наказанной… - Так… накажите… меня, но… не губите свою… племянницу… То ли прерывистый низкий голос, то ли лихорадочный взгляд темных глаз, то ли высохшая до тени фигура странной женщины заставляют внимательно прислушиваться к произносимым ею словам, смысл которых доходит до сознания не сразу, но на мгновение воцаряется тишина. Анна поднимает голову и с тревогой всматривается в пылающее жаром лицо матери, Михаил бережно поддерживает Аннет с другой стороны, Александр переглядывается с отцом, на лицах обоих проявляется полнейшее недоумение. - Ваши выдумки бессмысленны, сударыня, - приходит, наконец, в себя Николай Павлович. - Это не выдумки…Не хочу, чтобы Анна повторила мою судьбу…Анна - дочь вашего брата, Ваше Величество, Александра Павловича... Сильный кашель не дает Аннет договорить, она виснет на руках Михаила, теряя сознание. По знаку нахмурившегося Николая Павловича ее кладут на широкую лавку возле стены, Александр наливает в бокал вина, и Анна, достав пузырек из кармана платья матери, торопливо, не считая, капает в вино лекарство, с трудом вливает в стиснутый рот больной спасительную жидкость. Несколько мгновений спустя, Аннет открывает глаза, осматривается и при виде Императора пытается встать, но он делает знак, чтобы она лежала. Анна садится рядом, осторожно кладет ее голову себе на колени. - Вам лучше? Мне жаль вас, но придется закончить свою интересную историю, раз начали, - чуть мягче приказывает Николай Павлович. - Ваше Величество, я все расскажу. Видит Бог, хотела унести с собой тайну рождения Анны, но от судьбы не уйдешь…
Отправлено: 01.12.10 00:07. Заголовок: Двадцать один год на..
Двадцать один год назад в одной из деревень моего отца вспыхнул бунт. Отец умер от удара, не успев изменить завещания: взбунтовавшаяся Сосновка отходила ко мне. Родственники, зная, что он хотел лишить меня наследства, затеяли тяжбу. Тогда я решилась просить защиты у Императора и отправилась в Москву, где он, по слухам, в то время находился. В детстве матушка часто рассказывала, что в царском кабинете в Кремле есть окно, украшенное с фасада резным белокаменным наличником, и называется оно Челобитным. Любой обиженный мог опустить свою жалобу в ящик, который опускался из того окна каждое утро… - …И вы отправились в Кремль, поверив в легенду? Давно уже нет никакого ящика, - усмехается Николай Павлович. Анна ласково, как ребенку, гладит седые волосы матери, не слишком поверив ее признанию, и кротко, словно просит не судить строго больную женщину, смотрит то на цесаревича, то на Михаила, которые слушают Аннет с большим интересом. - Охранники у Фроловских ворот так и сказали, не пустили в Кремль. Я долго стояла в растерянности, не зная, что предпринять. Никто из родственников не принял бы меня в своем доме, идти мне было некуда. Весенний вечер долог, ночь коротка, я решилась ждать до утра, когда на службу пойдут чиновники, и тут подъехала карета, из окна которой выглянул знатный вельможа. Охранники бросились отворять ворота. Я догадалась, что этот господин вхож к Императору, и бросилась к нему с просьбой помочь мне. Вельможа оказался учтивым, пригласил меня к себе в карету. Его голубые, чуть на выкате, глаза смотрели на меня приветливо и с сочувствием, и я, неожиданно для самой себя, подробно рассказала ему о своих обстоятельствах, упомянула даже о несчастной любви, не называя имени любимого. Мою просьбу передать прошение Императору он отклонил, сказал, что я могу решить свой вопрос сама. Карета двинулась дальше, я была и обрадована, и испугана, но вельможа ласково смотрел на меня и улыбался, и я верила в свою удачу. Хорошо помню, как мы поднялись на Золотое крыльцо, как дежурившие на этажах адъютанты отдавали честь моему провожатому, как по винтовой лестнице поднялись на четвертый этаж и оказались в богато убранном кабинете, где на возвышении посредине стояло широкое кресло в золотой обивке, больше похожее на трон. На стене в позолоченной раме висел огромных размеров парадный портрет Императора во всех регалиях, его лицо… Я поспешно обратилась к своему спутнику и обомлела: вельможа оказался самим Императором! «Не пугайтесь, дитя мое», - сказал он, - «я охотно помогу прелестной барышне разобраться с наследством». Он взял мое прошение, подошел к столу и начертал резолюцию, потом вызвал адъютанта и отдал бумагу, приказав решить дело в течение суток. Я стояла ни жива ни мертва, а он, улыбаясь, обнял меня и попросил разделить ожидание вместе с ним и подарить ему мою невинность. Отказать я не посмела, хотя всей душой любила другого мужчину и страшилась своей участи. На другой день Александр Павлович сказал, что все документы на имение оформлены и в деревню посланы объявить меня хозяйкой судейские, и что я могу ехать, но просил остаться с ним, пока он не завершит свои дела в Москве и не вернется в столицу, так как я ему очень понравилась. Я… осталась. Здесь, в этих покоях, я провела почти неделю, никого, кроме Александра Павловича, не видя. - Весьма занимательный рассказ, сударыня, - Николай Павлович, не пропустивший ни единого слова, долго и пытливо смотрит на Аннет, словно раздумывая, верить или не верить женщине столь похожей чертами лица на Анну, - верю, вы были очень хороши собой, и мой влюбчивый брат Александр Павлович вполне мог увлечься вами. Но слова – всего лишь слова! Зная о пристрастии Императора Александра Павловича к красивым женщинам, можно сочинить душещипательную историю. Есть ли свидетели, что-нибудь еще в подтверждение ваших слов? Аннет вспыхивает, встает и гордо выпрямляется, собрав все силы. - Вы обвиняете меня в корысти? Ваше Величество, если бы Анна не оказалась в опасности, вы никогда не узнали бы правды! Свидетели… Их нет! Барон Иван Иванович Корф, единственный, кому я открылась, мертв, как мертва Ваша матушка, Императрица Мария Федоровна… - Моя мать?! Она знала?! - Да. И она преследовала меня…- Аннет едва стоит на ногах, но жестом останавливает кинувшегося поддержать ее Оболенского. - Как вы смеете обвинять Императрицу! - Ваше Величество, - останавливает отца молчавший дотоле Александр, - история не закончена. Полагаю, нам следует выслушать ее до конца. Продолжайте, Анна Васильевна! Аннет закрывает на мгновение глаза, собираясь с мыслями. - Несколько дней спустя, я уехала в деревню, отклонив предложение Александра Павловича последовать за ним в столицу. Его страсть ко мне все еще не утихла, и он огорчился отказом, но я понимала, что долго удерживать в тайне наши отношения невозможно, а огласки я не хотела, надеялась забыть все, что случилось той весной, и осуществить свои планы - стать оперной певицей. Но… дань любви, которую заплатила, оказалась слишком большой. Вскоре я почувствовала себя в тягости и испугалась. Родить внебрачного ребенка в России? Что сулило ему будущее? Я хорошо знала, что такое быть изгоем в обществе и не хотела такой судьбы для него. Снова пришлось прибегнуть к помощи Александра Павловича. При расставании он приставил ко мне старушку-монахиню в качестве компаньонки, чтобы защитить репутацию одинокой девушки. Ей и поручила доставить Императору письмо, в котором сообщала о своем положении и просила совета. Через месяц мучительных ожиданий приехал офицер, препроводивший меня в Петербург и устроивший в частном доме на Фонтанке, где вечером того же дня я увидела Императора. Александр Павлович был радостно возбужден, строил планы относительно ребенка, ему почему-то казалось, что, наконец-то, у него будет сын! Даже имя приготовил – Петр! Николай Павлович резко выдыхает, на лице его появляется угрюмое выражение, словно какая-то мысль не дает ему покоя. - Он навещал меня довольно часто, и каждый раз становился все мрачнее и мрачнее. Однажды проговорился, что известил обо мне Императрицу Марию Федоровну и что она очень недовольна. Я почувствовала надвигающуюся опасность и попросила разрешения уехать за границу, но Александр Павлович не хотел даже слышать об этом. Время шло, приближались роды. Я тяжело дохаживала последние недели, тревога снедала меня и мучила жестокой бессонницей, забывалась на полчаса и просыпалась в холодном поту от страшных видений. Доктор стал давать мне настойку, чтобы я крепко спала по ночам. Но однажды я забыла выпить лекарство и проснулась среди ночи, услышав тяжелые уверенные шаги возле двери своей спальни. В ту ночь горничная, обычно сидевшая подле меня, заболела, и я отправила ее в людскую, комната доктора была в противоположном крыле дома. Так я оказалась одна… Дверь открылась. Сквозь сомкнутые ресницы я разглядела невысокую пожилую женщину в темном платье. Она приблизилась к моей кровати и долго разглядывала меня при слабом свете догорающей свечи. Я затаила дыхание и не шевелилась. Холодной рукой женщина провела по моей шее и груди, словно что-то искала, потом наклонилась над столиком возле кровати, и я смогла разглядеть ее - это была Императрица Мария Федоровна! Узнала ее сразу, Александр Павлович приезжал как-то вместе с ней. Николай Павлович вздрагивает, правая рука его тянется к вороту, расстегивает пуговицу мундира, словно ему не хватает воздуха. - Она открыла золотой перстень в виде печатки на безымянном пальце левой руки, высыпала из него белый порошок в стакан с молоком, потом искала что-то в ящике столика, не найдя, пробормотала «Проклятье, где же он?», снова повернулась, коснулась рукой моего живота и пошла к двери. Я долго боялась пошевелиться, вслушивалась в тишину, прежде чем вскочить с постели. От неловкого движения одеяло задело стакан, он упал и разбился, молоко растеклось по полу. Мой котенок, завидев лакомство, спрыгнул с постели и принялся жадно лакать, но вдруг поперхнулся и упал замертво. Молоко было отравлено… - Вздор! Я не желаю больше слышать этот вздор! – взрывается Император. – Вы начитались французских романов! Императрица не может быть убийцей! - Я говорю правду! – Аннет почти кричит, голос ее охрип от длительных усилий. - Ваша мать не хотела появления сына у Императора Александра Павловича, потому что Наследником должны были стать вы! Она сама мне это говорила! В тот же час я наскоро собралась и выехала из Петербурга. Но за домом следили, и вскоре я обнаружила погоню, меня преследовали, и если бы не барон Корф, я погибла бы. Он сумел укрыть меня в доме крепостного крестьянина, там я родила, слава Богу, дочь и оставила ее барону под чужим именем, сама, узнав, что в деревне появились жандармы, в тот же день уехала за границу, надеясь, что меня не найдут в Европе. - Неужели, неужели правда? – бледнеет Александр, - Какое злодейство! Но, может быть, вам показалось? Вы были не в себе? - Ваше Высочество! Вот, - Аннет расстегивает верхнюю пуговицу лифа платья, снимает с себя золотой медальон в форме креста и протягивает его цесаревичу. – Я носила его всегда при себе, чтобы он не попал в чужие руки, но в ту ночь было душно, казалось, медальон давит на грудь, мешая дышать, и я надела его на запястье, как браслет. Именно этот медальон искала Мария Федоровна. Александр внимательно разглядывает замысловатый узор и вздрагивает: - Отец, смотрите! Николай Павлович подходит к сыну, берет из его рук золотую вещицу, на которой выбиты очень мелкими буковками слова «Петр Александрович Романов», затем раскрывает медальон, вынимает крестик, инкрустированный бриллиантами, и золотую сережку в виде небольшой звезды с бриллиантом по центру. Он долго смотрит на крест, затем переводит глаза на Аннет. - Это невероятно! Откуда у вас семейная реликвия Романовых? Медальон сделан особым способом, здесь печать Императорского дома. Именные медальоны изготавливаются только для Наследников. Умерших хоронят вместе с его медальоном. Из ныне живущих Романовых, медальоны есть только у меня и Александра. - Ваше Величество, я получила его из рук Александра Павловича. Он хотел надеть на сына сам, но ему пришлось срочно уехать из Петербурга, потому велел мне сделать это, если роды начнутся в его отсутствие. Николай Павлович крепко сжимает в руке медальон. - Вам он больше не понадобится. А серьга? - Это подарок Александра Павловича, после первой ночи. Но я потеряла одну серьгу здесь, в этой палате… Аннет мелким, нетвердым шагом подходит к столику возле печи, оглядывается. - В тот вечер так же стоял накрытый стол, мы сидели, прислонившись спиной к теплой печи. Александр Павлович страстно целовал меня и…видимо, тогда сломался замок сережки. Она должна была отлететь за плинтус, вот здесь или здесь… - Вы ее не искали? - Я не осмелилась… Николай Павлович отодвигает стол, Оболенский и цесаревич, сразу разгадав его намерение, подбегают к печи и с трудом, помогая себе столовым ножом, отдирают массивный плинтус из червонного золота у нижнего изразца печи. Между мраморным полом и печью обнажается узкая полоска белого песка, Оболенский проводит по ней ладонью, просыпая песок сквозь пальцы, и выуживает серьгу, точно такую же, какую держит в руке Император. - Все сходится. У меня нет более причин не верить вам, - после секундного замешательства приходит в себя Император. – Ваша история невероятна, но я верю мелочам. Можете не продолжать, дальнейшая судьба Анны более или менее мне известна. Он пристально смотрит на девушку, словно ищет в чертах ее лица сходство с Романовыми, этот тяжелый взгляд и затянувшееся молчание заставляют Анну, наконец, поверить в происходящее. Дочь Александра Павловича Романова, не желанная, никому не нужная, проклятая уже своим рождением!
Отправлено: 17.12.10 01:26. Заголовок: ТРИНАДЦАТАЯ СЕРИЯ Сц..
ТРИНАДЦАТАЯ СЕРИЯ
Сцена первая
Навернувшиеся слезы не проливаются на бледные щеки, они застывают в глазах, как вода в озере при первом сильном морозе, и сквозь тончайшую ледяную пленку многое видится иначе: она, Анна, с рождения обречена была стать игрушкой судьбы. Вечно кому-то мешала: Императрице Марии Федоровне, испугавшейся смуты в царствующем доме в борьбе за правонаследование престола, отцу, страстно желавшему только сына, матери, едва из-за нее не лишившейся жизни и мечтавшей забыть о своем позоре. Нужна ли была она Платоновым, приютившим сироту при живых родителях? Наверное, нет, хотя обращались с ней хорошо - не ругали и не давали подзатыльников, как своим родным детям, сытно кормили, тепло одевали, но никогда ни о чем с ней не говорили, не расспрашивали о пустяках, как своих непутевых сыновей, двух подростков много старше ее. Она была для них чужой, гостьей, которая вот-вот уедет, и она уехала… В памяти воскресают давно забытые картины: глубокая ночь, она просыпается от истошного мяуканья огромного рыжего кота, с которым обычно делила лежанку на печи. Животное прыгает на дверь, бьется со всей силы, падает на пол, и она, чтобы не разбудить спящих в дальнем углу родителей и братьев, спускается с лежанки, с трудом снимает засов и открывает дверь. Кот пулей вылетает на воздух, она бежит за ним по снегу босиком, хочет вернуть в тепло…Потом провал в памяти, и она оказывается почему-то в господском доме, в промокшей потом насквозь длинной сорочке и с горячей, тяжелой головой…Много позже из причитаний Варвары поняла, что приемные родители и названные братья угорели в ту ночь, а ее, больную, еле выходили. Синие глаза теплеют при воспоминании об Иване Ивановиче: его ласковом, чуть виноватом взгляде, доброй улыбке, шутках. Анна облегченно вздыхает – дядюшка любил ее! Она никогда не была ему в тягость: долгие прогулки, беседы за столом и вечером у камина, похвалы за успехи в учении и порицания за редкую небрежность, рассказы о сыне… Господский дом стал родным и любимым. Позже подружилась с Варварой и Никитой, их дружба скрашивала недоброжелательство Полины и управляющего, а любовь дядюшки утешала после злых насмешек Владимира, которому она тоже долго была не нужна, стояла костью в горле. Михаил…Он смотрит на нее сейчас тревожными глазами, лицо убитое, словно он теряет что-то дорогое… Тогда, после злосчастного танца, он смотрел совсем не так. Господи, почему она вспомнила об этом? Зачем Александр Николаевич тоже смотрит на нее больными глазами и чуть не плачет, закусывая губу? Мама…И у нее больной взгляд, она тоже смотрит так, словно ждет чего-то. Горячий стыд заливает румянцем лицо и окончательно топит в слезах ледяную корку: как она может думать о себе, забыв, что пережила бедная женщина! Анна подбегает к матери и крепко обнимает ее, словно защищая от целого света. - Спасибо, доченька, что не осудила, - дрожат бледные губы Аннет. - Мне не за что вас судить, матушка, вы – святая! Аннет качает, протестуя, головой, но возразить не успевает. - Довольно! – резко бросает Николай Павлович. – Ваша история, сударыня, не должна стать достоянием гласности.
Отправлено: 22.12.10 00:09. Заголовок: Сцена вторая В пол..
Император обводит тяжелым взглядом застывших в ожидании его решения людей. - Все, что здесь было сказано, должно быть похоронено в этой комнате. Анна не может стать членом дома Романовых, - Оболенский облегченно выдыхает и светлеет лицом, Наследник, напротив, хмурится и готов возражать, но холодный тон отца не дает возможности это сделать, - не может, Саша! Мы не можем объяснять всей Европе, откуда у тебя появилась кузина! Все останется, как есть. В память об отце Анна получит отчество «Александровна» и дом в столице, как подарок, при условии, что нынче ночью обвенчается с князем Оболенским или Репниным, как вас сейчас называть? - Оболенский-Репнин, Ваше Величество! – не веря самому себе, шепчет Михаил. - Анна Александровна станет княгиней Оболенской-Репниной и забудет о фамилии Романовых. Князь, вы получите должность при Дворе… - Простите, Ваше Величество, но я должен через полгода ехать на Кавказ, позвольте это время служить здесь, в Москве. Анне Васильевне противопоказан воздух столицы. - Хорошо. Оставайтесь в Москве, - после некоторого раздумья соглашается Император. – Генерал-губернатор князь Голицын создает Секретную Канцелярию, возглавите ее. Дело серьезное, надеюсь, справитесь. - Приложу для этого все силы, Ваше Величество! – отдает честь Оболенский. - Но если…- Николай Павлович манит его к себе и негромко шепчет в подставленное ухо, - если еще хоть один фортель выкинешь, подобный разбитому окну и маханию шпагой – повешу! Не посмотрю на заслуги и родство. - Слушаюсь, Ваше Величество! Николай Павлович машет рукой и идет к двери отдать распоряжения адъютанту. Александр медленно подходит к Анне, берет ее за руки и долго смотрит в чистые, ставшие небесно-голубыми, глаза. - Недаром меня всегда тянуло к вам, с первого дня нашего знакомства. Кузина… Я и рад этому, и не рад! Рад, что теперь вы не пропадете надолго, мы будем часто видеться, ведь так? - Всегда, когда этого пожелает Ваше Высочество, - благодарно улыбается Анна. – Я счастлива, что у меня есть брат, хоть и двоюродный. Самый лучший брат на свете! - Я не хотел быть вам братом, я хотел… Но что теперь говорить об этом! Будьте счастливы с Мишелем! Берегите ее, друг мой, вы обязаны сделать ее счастливой! - Это мое самое заветное желание! - светится счастьем Михаил. - Священник предупрежден. Венчание состоится немедленно, в Благовещенском соборе, - Николай Павлович жестом предлагает всем покинуть свою палату, задерживая на пороге сына. - После мы с тобой, Александр, едем в Петербург. Если я чему-то рад, так это прекращению соперничества между нами: Анна досталась Репнину. Мир? - Мир, - пожимает отцовскую руку цесаревич и тяжко вздыхает.
Отправлено: 22.12.10 00:10. Заголовок: Сцена вторая В пол..
Сцена вторая
В полутемном пространстве Благовещенского собора неуютно и зябко. Аннет передергивает плечами, плотнее кутаясь в шубку. Перед глазами плывут ряды иконостаса, на каменный пол пугающе ложатся огромные тени Анны и Михаила, стоящих перед аналоем. Серебристо-голубое концертное платье Анны и ее белый шелковый шарфик, скрывший локоны, кажутся серо-черными… Девочке, наверное, тоже холодно… Ноги предательски подгибаются, слабость разливается по всем членам… Аннет с трудом останавливает кружение перед глазами на заспанном лице пожилого священника. Его подняли поздней ночью, словно по тревоге, чтобы обвенчать ее дочь. Не о таком венчании она мечтала, не о такой судьбе для Анны. Теперь ей, талантливейшей певице и актрисе, не покорится, рукоплеща, мир, теперь ее удел – семейный круг, она никогда больше не сможет выйти на сцену. Грудь разрывает на части усилием воли подавляемый кашель, глаза ищут и находят строгий лик Иисуса Христа. Боже, зачем Ты дал великий дар той, кто не может им воспользоваться, и не дал той, кто всю жизнь положила служению искусству? «Венчается раба Божья Анна рабу Божьему Михаилу…» Но что, если Ты определил другой путь Анне во благо? Она венчается с любящим ее мужчиной и не останется в одиночестве, не познает, что такое пустыня в душе к старости и болезни. Князь – надежный спутник жизни. Дай, Боже, им всех благ! Они этого достойны! Сохрани и помилуй их! Холодно. Очень холодно и темно, но вдруг – радостно: Анна, ее недавно обретенная дочь, нашла свое счастье, выходит замуж, и она, ее недостойная мать, присутствует здесь, на венчании. Благодарю, Господи, что дал дожить до этого дня, все в руках Твоих, Господи! Аннет все сильнее опирается на Александра, он вынужден обхватить ее талию, чтобы не дать упасть, и она слабой, жалкой улыбкой пытается благодарить его. Думала ли она когда-нибудь, скрывая долго свою тайну, что на венчании незаконнорожденной дочери будет стоять рядом с ее ближайшими родственниками? Как судьба играет людьми! Хочется верить, что Его Императорское Величество Николай Павлович, задумчиво внимающий Иерею, и Его Высочество Александр Николаевич, чья сильная рука поддерживает ее, не оставят Анну в беде, если она случится. Самое главное – Анне больше не грозит позор стать потехой государевой. Славу Богу, обряд завершен. Николай Павлович поздравляет молодых, теперь ее черед. Господи, дай сил еще чуть-чуть, еще немного. Несколько шагов, и вот уже глаза Анны, затуманенные, на лице печать удивления. Слишком все быстро и неожиданно случилось… - Будьте счастливы, дорогие! Доченька, благодарю тебя, что была со мной последние месяцы. Вот, возьми, - она вкладывает тускло поблескивающие золотом серьги в ладошку Анны. – Пусть они станут реликвией твоей семьи. Передашь их дочери в день ее венчания как память рода. Берегите жену, Михаил Александрович, я вам верю! Аннет целует сначала дочь, затем зятя. Ей хватает сил дойти до священника и поблагодарить его, но попросить об исповеди не успевает – падает навзничь на каменный пол. - Матушка! – бросается к ней Анна. - Прости мне, Господи, мои прегрешения! – на последнем вздохе вылетают слова. - Покойся с миром, дочь моя! – крестит ее иерей Федор и, склонившись, закрывает ладонью глаза умершей. - Нет, не может быть! Она не может умереть сейчас! – плачет Анна, обнимая тело матери. - Ваше Величество, позвольте остаться, помочь… - умоляюще смотрит на отца Александр, но Николай Павлович качает головой. - Чем тут поможешь? Мне очень жаль, но нам пора. И так задержались, возок ждет. Об Анне есть теперь, кому позаботиться. Александр недоволен, с укоризной смотрит на отца, но Николай Павлович не замечает его взгляда. - Отец Федор, позаботьтесь об отпевании… - Простите, Ваше Величество, но я хочу похоронить матушку в Сосновке, всем миром. В деревне ее очень любили, - не дает ответить священнику Анна, смахивая с лица слезы. – Там ей будет хорошо.
Отправлено: 22.12.10 00:13. Заголовок: - Что ж, воля ваша, ..
- Что ж, воля ваша, - Николай Павлович с некоторой робостью приближается к девушке, после секундной заминки решительно обнимает ее и целует в лоб. – Мне искренне жаль, что вы потеряли мать, но жизнь продолжается, помните об этом! Надеюсь, видеть вас в скором времени при Дворе, вы ведь не станете меня чураться? - Нет, Ваше Величество, - безучастно смотрит на него Анна. - Вот и славно! Николай Павлович идет к дверям, взглядом приглашая сына следовать за ним, но Александр подходит к Анне, обнимает ее, пожимает руку Михаилу и только потом нагоняет отца. - Аня, - касается холодной руки жены встревоженный Оболенский, - что с тобой? - Дурной знак, дурной, - словно в забытьи шепчет девушка. - Аня! – встряхивает ее Михаил, - Я знаю, это огромная потеря для тебя… для нас… - Венчание и смерть одновременно…Господи, я только обрела мать и так быстро потеряла… - Не думай об этом так! – он крепко прижимает к себе жену. – Твоя мать была хорошим человеком, она долго мучилась от болезни, но стойко держалась, ждала дня твоего венчания. Теперь ее душа спокойна, она избавилась от боли. Мы выберем для нее самое красивое место в имении и похороним там. Выждем сорокодневный траур. А потом снова обвенчаемся и отпразднуем нашу свадьбу, только вдвоем – ты и я. Ты наденешь красивое белое платье и фату, нас будет ждать праздничный стол, на котором зажгутся две свечи, мы скажем друг другу все, что должно быть сказано, а Анна Васильевна будет смотреть на нас, где бы она ни была, и радоваться. Мы будем жить долго и счастливо…Так будет! Ты мне веришь? Анна поднимает головку и долго вглядывается в серьезные глаза мужа, потом обвивает его шею руками: - Верю …
Отправлено: 28.12.10 01:24. Заголовок: Сцена третья В кор..
Сцена третья
В коридорах Зимнего дворца многолюдно, несмотря на непривычно ранний час, и это немного раздражает и отца, и сына, только-только вернувшихся из поездки. Усталые и молчаливые, они идут по широкому вестибюлю, то и дело натыкаясь на полотеров, ползающих по паркету, или горничных, спешащих разнести кувшины с кипятком по комнатам, и истопников, сонно вышагивающих с охапками дров. Дойдя до своего кабинета, Николай Павлович останавливается, поджидая чуть отставшего сына. - Саша, два часа на отдых. В семь жду тебя. Надо подготовиться к совещанию по Кавказу. Вопрос серьезный, не опаздывай. Александр молча кивает в знак согласия. Из-за угла, на ходу ощупывая прическу, появляется княжна Репнина. Успевшего переступить порог кабинета Императора она не замечает, но при виде цесаревича радостно вспыхивает. - Доброе утро, Ваше Высочество! Не ожидала встретить вас столь рано! - Натали, - вежливо приветствует ее Наследник, - вы снова при Дворе? Вопрос звучит скорее, как утверждение. Александр нетерпеливо переступает с ноги на ногу, тоскливо глядя куда-то за спину девушки. - Да, я снова приступила к обязанностям фрейлины. Пока – Её Величества, - удивленная безразличием цесаревича княжна переходит на холодный тон, одновременно придвигаясь ближе к нему. – Ваша матушка мучилась бессонницей эту ночь, я ей читала… - Да, да, очень хорошо, очень, - рассеянно отводит глаза Наследник от слишком глубокого декольте, неуместного для фрейлины, - полагаю, вы нагнали ей своим чтением сон? - Её Величество спит, - с некоторой гордостью за выполненную работу приседает княжна. – Когда вернется Её Высочество, надеюсь вернуться на службу к ней. Я соскучилась по принцессе и …без вас… Дрогнувший на последнем слове голос собеседницы выводит Александра из апатии. - Я рад, что вы вернулись, Натали, - хмурится он и отстраняется, насколько это возможно. - Рады? Никогда бы не подумала, – с сомнением и обидой замечает княжна, - вы так холодны! - Извините, я проделал долгий путь и изрядно устал. Наташа прикусывает губу, глядя вслед стремительно исчезающему в полумраке вестибюля цесаревичу.
- Простите его, княжна, - прерывает ее задумчивость насмешливый голос, и она вздрагивает, - мой сын переживает очередное крушение любви! - Ваше Величество, я вас не заметила, - низко приседает княжна. - Юные барышни редко замечают зрелых мужчин, их больше привлекают мальчишки, и напрасно! – многозначительно рассматривает ее выступающие прелести Николай Павлович. – Любезность первых выигрывает на фоне непостоянства вторых. Александр страдает по Анне Платоновой, Натали. Она вышла замуж за вашего брата. - Анна?! И тут Анна, - не может сдержать своей досады княжна. Она выпрямляется и вздергивает подбородок, в ее глазах появляется мстительный, стальной блеск. - Я всегда была польщена оказанным мне Вашим Величеством вниманием, - она снова низко приседает, покорно опустив голову. - Вот как? Но не вы ли недавно предпочли молодость зрелости? - Я ошибалась, Ваше Величество! – грозно сверкает глазами княжна. - Молодость не способна … оценить достоинства юности. - Приятно слышать. Раз так, даю вам возможность исправить ошибку. Николай Павлович жестом приглашает девушку войти в кабинет, закрывает за ней дверь. Она проходит вглубь, останавливается, вопросительно глядя на него. - Я намерен отдохнуть, - направляется к спальной Николай Павлович. – Вы вольны выбрать: присоединиться ко мне или уйти. Решайте сами, как взрослый человек, мешать вам не буду. Он скрывается в спальной, оставив приоткрытой дверь. Ошеломленная предложением, Наташа оглядывается, словно ища подсказки. Третий раз в этом кабинете ей предлагает свое внимание первый мужчина Империи. В третий раз ей снова решать, как быть. Случайно ли это? Или…неосознанно ее влечет к себе спокойная, уверенная сила Императора, его безграничная власть? Отдаться течению обстоятельств, жить моментом, пока кому-то желанна, жить! Что потом? Огласка? Осуждение общества? В глубине души зарождается гнев: не Александр ли пылко молил ее о любви? А теперь он страдает по Анне! Вечно Анна…Он еще пожалеет! Княжна гордо вскидывает подбородок, глаза ее сужаются в два острых лезвия: Император найдет способ защитить ее от пересудов. Любить, так короля! Обида и злость придают решимости, княжна резко срывается с места и заходит в спальню.
Отправлено: 29.12.10 07:22. Заголовок: Сцена пятая По лес..
Сцена четвертая
Александра, уже взявшегося за ручку двери кабинета Императора, останавливает адъютант. - Ваше Высочество, вам пакет, только что доставлен курьером. Вскрывая конверт, цесаревич заходит в кабинет отца, приготовившись выслушать заслуженную порцию упреков за опоздание, и удивленно поднимает брови: кабинет пуст, хотя на часах половина десятого. Приятная неожиданность, если учесть, что Император редко позволял себе быть непунктуальным. Довольный удачным стечением обстоятельств, Александр углубляется в чтение письма. Спустя мгновение открывается дверь спальной и в кабинет входит невозмутимо-спокойный Николай Павлович, тщательно одетый, как всегда, подтянутый. Цесаревич с улыбкой приветствует его, но сказать ничего не успевает, улыбка застывает на лице, едва он видит появившуюся вслед за отцом Репнину. Княжна с вызовом смотрит на него, поправляя растрепавшуюся прическу и кружева декольте, на ее шее виднеются красные пятна. - О, прошу прощения, что помешал, Ваше Величество. Вам следовало предупредить меня, что совещание переносится. - Совещание не переносится, Саша, - благодушно улыбается отец. – Княжна, вы можете идти, благодарю вас. Наташа поспешно покидает кабинет и останавливается в вестибюле, делая вид, что рассматривает картины на стенах. Проходит довольно много времени в нервном ожидании, прежде чем выходит Александр. - Ваше Высочество, - окликает его княжна, - я хотела… - Не стоит трудиться, Натали. Обойдемся без объяснений. Я должен просить у вас прощения за свою глупость, за то, что помешал вам прежде принять предложение Его Величества. Я-то думал, я вас спасаю! Надеюсь, вы сделали правильный выбор. Извините, я должен идти. - Я тоже надеюсь, - шепчет она ему вслед и глаза ее наполняются слезами.
Отправлено: 30.12.10 00:04. Заголовок: Сцена пятая По лес..
Сцена пятая
По лесной заснеженной дороге в сторону столицы, которая уже обозначилась на горизонте куполами церквей, быстро мчится возок, сопровождаемый четырьмя конными жандармами. Навстречу, не менее быстро, движется черная точка, которая вскоре оказывается всадником, и жандармы, ехавшие впереди возка, останавливаются, узнав во всаднике Наследника. Из окна выглядывает встревоженная непредвиденной остановкой Мари и радостно вскрикивает, видя бегущего к ней Александра. - Получил известие о вашем скором прибытии, - цесаревич впрыгивает внутрь возка, прежде чем он трогается с места, обнимает невесту, - и не смог сдержать нетерпения. - Александр Николаевич…Сашенька…я так счастлива видеть вас! От вас давно не было писем, и я боялась…- восторженно лепечет сквозь слезы растроганная непривычной нежностью жениха принцесса, все еще не веря самой себе. - И напрасно! Разлука закончилась, Мари! - Закончилась! Я так скучала, так страдала! Не хочу больше покидать вас, никогда! - Вам не придется, мы теперь всегда будем вместе. Вижу, отдых в теплых краях пошел вам на пользу, - любуется Александр здоровым румянцем невесты. – Значит, все было не зря, ваше здоровье поправилось, и нет причин откладывать свадьбу. - Я счастлива это слышать! - Да… Пора прощаться с детством и ветреностью, с несбыточными мечтами, - на цесаревича нападает странная задумчивость, он смотрит поверх головы невесты куда-то вдаль, и его лицо накрывает тень печали, - пора взрослеть. - Попрошу Наташу помочь мне подготовиться к свадьбе, - решает Мари, не замечая наступившей отстраненности. - Она во дворце? - Во дворце, но… у нее сейчас другие обязанности, - возвращается на реальности Александр. - Мари, у вас теперь будет свой двор, и вы сами наберете себе штат фрейлин. Мы завтра же поедем в Смольный, там как раз выпускной экзамен. - Сама? – хлопает в ладоши Мари, - Это замечательно! - У вас будет много хлопот… - О, я с радостью приму их! Ведь это счастье – готовиться к свадьбе! И вы меня встретили здесь, в дороге... Это так романтично! Мари закрывает глаза и смешно вытягивает трубочкой губы, ожидая поцелуя, и Александр, оправдывая ее ожидания, приникает к ним, охотно погружаясь в любовную негу.
Отправлено: 30.12.10 00:10. Заголовок: Сцена шестая По бер..
Сцена шестая
По берегу скованной ледяным панцирем реки тянется еловый лес. На пригорке, там, где высокие ели сменяют березы и лес незаметно превращается в господский парк, у высокого холмика свежей могилы стоят Анна и Михаил. Крупные снежинки ложатся на холодный гранит и не тают, покрывая выбитые буквы: «Здесь покоится раба Божья, урожденная княжна Шеншина Анна Васильевна, 1802-1840» Над могилой, усыпанной роскошными траурными венками, раскинула пушистые от снега ветви старая береза, словно принимая под свою охрану прах покойной. Анна встает на колени, расчищает местечко на плите и кладет букет из тридцати восьми белых роз. Лицо ее скрыто под густой черной вуалью, и Михаил, помогая ей подняться, слегка приподнимает сетку, встревожено вглядываясь в бледное, измученное лицо жены, на котором живыми кажутся лишь глаза – больные, тоскливые… Он крепко прижимает ее к своей груди, чувствуя, как вздрагивают от безмолвных рыданий хрупкие плечи. - Все будет хорошо, вот увидишь, - шепчет он, и Анна кивает, успокаиваясь. Они идут к дому, взявшись за руки, а снег все падает и падает, укрывая цветы на могиле пушистым теплым одеялом.
Отправлено: 18.01.11 00:10. Заголовок: Том второй Четырнад..
Том второй
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ СЕРИЯ
Сцена первая
Резная узорчатая веранда, утопающая в зелени плюща, маленькие окошки мезонина и крылечки… И дышится легко! Ах, этот дивный деревенский воздух, чистый и свежий! Княжна Репнина, только что прибывшая из Москвы, заходит внутрь дома и, не дожидаясь подсказок склонившегося в поклоне лакея, не спеша, проходит анфиладу комнат, с любопытством разглядывая внутреннее убранство: «ампирная» мебель удивляет скромностью и изяществом линий, светом и теплом наполняют комнаты блики красного дерева и карельской берёзы. Мерно тикают в углу столовой старинные английские часы, навевая ощущение уюта и покоя. Внезапно тишина нарушается их мелодичным звоном, и застывшая на мгновение княжна улыбается, слушая такты. В малой гостиной манит прилечь огромный и уютный диван, и девушке приходится преодолевать искушение вытянуться на его мягкой светлой коже. В рабочем кабинете дубовый письменный стол завален сталактитами бумаг, за которыми виднеется знакомая макушка. - Ну, здравствуй, братец! Не застала в Москве, пришлось сюда ехать. Через минуту она уже смеется в объятиях обрадованного Михаила. - Вот так сюрприз! Сколько лет, сколько зим! Надолго? - Уже гонишь? Если позволите, Михаил Александрович, поживу у вас с недельку. Не возражаешь? - Нет, конечно! Очень рад тебе. Последний раз виделись…страшно сказать, лет семь назад! Как раз перед твоим отъездом в Италию, к родителям. Столько воды утекло с тех пор, - выпустив из объятий сестру, Михаил оглядывает ее со всех сторон. – Цветешь, сестренка! Ладно, пошли на балкон чай пить. Устала с дороги? - Нисколько. Я тебя ни от чего важного не отрываю? - У меня всегда все важное, подождет! Они поднимаются на третий этаж, выходят на балкон, и пока прислуга накрывает стол, стоят, облокотившись на мраморные перила, согретые жарким полуденным солнцем. Вокруг усадебного дома на гектарах сорока разбит великолепный парк, старый и темный, густые липовые аллеи которого уступами спускаются с одной стороны к пруду, с другой – к речке, которая издали светлеет огромной полосой водной глади. - Хорошо! Все видно, как на ладони. Кто это в светлом платье с детьми, там, на берегу речки? Анна? - Она. Детей повела купаться. Часа через два вернутся, познакомишься, наконец, с племянником и племянницей. - Я им подарков привезла целый мешок. Пете лошадку и матросский костюмчик, Настеньке куклу и шубку на вырост. И конфет, много! Оставила на веранде. Почему так назвали детей? - Отец Анны хотел сына, имя ему придумал – Петр, а родилась девочка. Решили исполнить его желание, назвать так внука. А Настя… имя красивое, к тому же Анна какое-то время была Анастасией. Девушка с улыбкой наблюдает, как радостно плещутся на мелководье три фигурки, одна повыше, две другие поменьше, детский визг разносится по всей округе, и она поворачивается к брату, собираясь пошутить по поводу трех сирен, но останавливается и тихонько вздыхает, заметив, с какой нежностью он смотрит на жену и детей. - Миша, ты счастлив? Он переводит взгляд на вдруг ставшее усталым и печальным лицо сестры и немного растерянно, по-мальчишески, улыбается. - Очень. Даже не знал, что так…что такое бывает. Иногда проснусь ночью и не сразу понимаю, во сне или наяву они со мной. Я… я живу, словно в раю… - Прямо в раю! – смеется через силу Наташа. – Неужели не надоело каждый день мотаться в Москву и обратно, нет неприятностей по службе, дети не болеют, не скучно, изо дня в день одно и то же? - Да нет, не скучно, - смущается Михаил. – Мне кажется, время несется с бешеной скоростью. Будто, только вчера родились дети, а им уже - Пете шесть скоро, Насте пятый. И Анна… у меня до сих пор голова кружится, когда смотрю на нее. Служба…А что служба? Быть правой рукой генерал-губернатора Щербатова – не соскучишься. - А общество? Неужели сидеть в Сосновке не скучно, неужели не скучаешь по Двору? Ты даже на венчание Наследника не приехал, хотя тебе выслали приглашение! Оболенский с недоумением смотрит на сестру, не понимая ее раздраженного тона. - Мы не могли приехать, не хотели рисковать. Анна донашивала Петю… - А ты? Ты мог приехать, без Анны? Повидать меня, друзей, родственников! Мы даже писать друг другу стали редко. Я могла бы достать тебе должность при Дворе, самую лучшую, настоящую должность! Другие умоляют похлопотать за них. Сейчас я многое могу. Михаил молчит, не поднимая глаз на сестру, морщится, словно его заставляют проглотить лимон. - И потом, как можно не выезжать в свет? Киснуть среди дикарей. В Москве ужасное общество! То ли дело в Петербурге… - С чего ты взяла, что мы не выезжаем? – сухой тон брата заставляет Наташу прикусить язычок. - Почему ты решила, что московское общество ужасное, а я нуждаюсь в твоей протекции? Послезавтра познакомлю тебя с интереснейшими людьми, летом они съезжаются к нам по пятницам до понедельника. У нас бывают писатели, композиторы, журналисты, ученые Московского университета Погодин, Соловьев, Грановский, Катков, – все талантливые, образованные люди. Ты знакома с Тургеневым? А с Аксаковым, Киреевским, Гоголем, Герценым? Как может быть скучно, когда кругом кипит мысль, люди испытывают творческий подъем и делятся своим вдохновением? Иван Сергеевич говорит, что здесь воздух полон мыслей!.. Они напрашиваются сами. Слышала бы ты, какие полемики случаются между славянофилами и западниками, чуть не до драки, - он вспоминает забавные эпизоды и смеется, оттаивая, - какие постановки разыгрывают здесь Мочалов и Щепкин, знаешь их? А какие концерты дает Анна! Вся округа съезжается, из Москвы сам Долгоруков со своей свитой жалует ее послушать! А ты говоришь, скучно! Зимой, в конце ноябре, переезжаем в Москву и остаемся до начала великого поста. Там та же круговерть: постановки в доме Апраксиных – дворянский частный театр, домашние концерты. Москва с ума сходит по театру. Вот, «Отелло» задумали в сезон ставить. Пожалуй, в смысле культуры мы вас, столичных жителей, перещеголяли. Нет, сестричка, мне не скучно. Напротив, иногда хочется остановиться и побыть только с семьей, но… Он разводит руками, улыбается, однако, заметив слезы в глазах Наташи, привлекает ее к себе. - Не надо, не плачь! Ну, что ты? – она молча всхлипывает, уткнувшись лицом ему в грудь. – Я чувствовал, ты что-то недоговариваешь в письмах. Не хотел заводить разговор на эту тему, но раз сама начала… До меня доходили слухи о тебе и … Но я им не верил. Наташа, как бы я или кто другой к этому ни относились, это твой выбор, понимаешь? Если ты на это пошла, значит, так было нужно тебе. Я не осуждаю, ты чувствовала себя одинокой… - Миша, я не могла жить в Италии с родителями. У них своя жизнь, свой круг. Мне было невыносимо скучно. Я вернулась ко Двору и… Понимаешь, Он был единственным, кому я была нужна, хоть на время. Нет, я не жалуюсь. У меня роскошный дом рядом с Зимним, куча приглашений на самые престижные приемы, прекрасное содержание. Со мной считаются, мне завидуют, меня побаиваются, даже пресмыкаются предо мной, просят пристроить своих родственников при Дворе. С Александром и Мари вежливо раскланиваемся, с Ее Величеством даже дружны… иногда. Но… если б ты знал, как одиноко и холодно одной в огромном доме! Он часто приводит ко мне молоденьких балерин на ужин, уединяется с ними, и я терплю, Миша, все терплю! Он может месяцами ко мне не заглядывать, а потом вспоминает и посылает за мной. Он дарит роскошные подарки, но при мне тискает фрейлин... - Почему ты не хочешь положить этому конец, уехать? Ко мне, например? - Не знаю. Привыкла ко Двору, без него скучно. Привыкла к Нему, иногда кажется, что я люблю Его. Он дает мне силу, понимаешь? Менять все? Не знаю, вряд ли… - Так чего же ты хочешь? - Если бы ты был рядом! Если бы было, с кем поговорить! Вокруг меня словно мертвая полоса, в глазах у всех есть что-то такое… - У тебя всегда было много подруг. - Подруг? Я их уничтожила. Каждая мечтала оказаться на моем месте. Знаешь ли, власть затягивает, становишься немного другой. Миша, вернись в Петербург! Он отрицательно качает головой, снимая с плеч ее руки. - Моя жизнь здесь. А ты когда-нибудь поймешь, что живешь не своей, чужой жизнью. Лишь бы не было поздно. - Вот только не надо читать мне нотаций! – зло бросает она, отворачиваясь. – Я приехала сюда не за этим. И знаешь, что? Поеду-ка я обратно, не хочу тебе мешать гнить в своем болоте, раз ты от этого получаешь удовольствие. - Зачем ты так? Мне жаль, что мы перестали понимать друг друга. Жизнь развела нас в разные стороны, но так бывает, ведь мы повзрослели. И все еще можно исправить. Оставайся! Скоро Анна придет… - Опять Анна! Нет, поеду! Прощай! Провожать не надо! Наташа пробегает мимо стола, на котором пыхтит серебряный самовар и горкой на блюде возвышаются румяные пирожки, и через минуту она уже стоит возле своего экипажа во дворе, ожидая пока запрягут свежих лошадей. Прощальный взмах руки, прощальный взгляд, и огорченный Михаил долго провожает глазами изящную коляску, увозившую от него разгневанную сестру.
Отправлено: 02.02.11 00:03. Заголовок: Сцена вторая Солнце..
Сцена вторая
Солнце, не успевшее спрятаться за высокой горой, длинными лучами золотит черепицу крестьянских изб, на подворьях которых привычно хлопочут, загоняя своих коров из бредущего по дороге стада. Знакомые вечерние звуки: протяжное мычание тучных, разморенных прошедшим жарким днем животных, беззлобные перебранки хозяев дворов с пастухом, лениво щелкающим длинным хлыстом, подгоняя своих отставших подопечных, девичий смех, доносящийся издалека, с луга возле конного завода, где летними ночами гуляли деревенские парни и девки, - все дышит умиротворяющим покоем, незыблемостью древнего уклада. Князь Оболенский останавливает двуколку у поворота с добротной, выложенной белым камнем сельской дороги к более узкой колее из красного кирпича, ведущей к усадьбе. Хотелось отогнать от себя тяжелые мысли, чтобы не тревожить Анну не только непривычно поздним возвращением, но и своей хандрой. Как не похожи жители Сосновки, домовитые, трудолюбивые и веселые, на тех крестьян, что приходится видеть почти каждый день в соседних уездах!
Возможно, все дело в личной заинтересованности в результатах своего труда. Уже давно в Сосновке нет крепостных. Крестьяне арендуют барскую землю за умеренную плату в денежном эквиваленте и небольшом продуктовом оброке и живут припеваючи. Но только ли в этом дело? Лицо Михаила еще больше мрачнеет.
Сегодняшний день в городском магистрате, где он в составе судебных заседателей слушал дело об убийстве майора Прохорова, тяжелым грузом лежит на сердце, не дает полностью наслаждаться негой хорошо устроенного домашнего быта. Михаил нехотя вспоминает убийцу, низенького сухощавого мужика с беспокойно бегавшими глазками, который размозжил голову своему барину, изнасиловавшему до смерти его жену, и за это теперь отправится на каторгу, на двадцать пять лет. Что будет с оставшимися сиротами пятью мальчишками, мал-мала меньше, никого не волновало. Размышления не приводят к желаемой цели – переключиться на другие, более приятные мысли, и князь, вздыхая, трогает поводья, направляясь к дому.
Странно! Обычно в этот час дети уже спят, а в гостиной бывает тихо, сейчас же... Михаил приоткрывает дверь, и широкая улыбка расплывается на его хмуром лице. - Маменька, ну, пожаааалуйста! Ну, еще минууууууточку, про зааайчика! – канючит Настенька, преданно заглядывая в глаза матери, сидящей за роялем, и теребя подол ее платья. - Минуточка была полчаса назад, - делает строгое лицо Анна и захлопывает крышку рояля. – Спать, пора спать! - А мы папеньку сегодня не видели, так нечестно! - обиженно сопит Петя и с победоносным видом добавляет, - Он должен нас поцеловать перед сном, вот! - Поцеловать, поцеловать! – принимается скакать Настенька, словно вопрос о сне уже решен. – Маменька, а зайчик так скачет? Анна сдается. - Что с вами делать? Но эта песня, уж точно, последняя! Мягкий голос негромко выпевает простенькую мелодию, выразительной интонацией подчеркивая героев песенки:
Зайчик, ты зайчик, Коротеньки ножки, На этих ножках Сафьяны сапожки. Куда мне бежати - Медведя женити, Медведь-то мне дядя, Лисица сестрица. Кузнечик был сватом, Комар провожатым, Дрозд на рябине, Сова на болоте Мох таскает, Дом конопатит. Журавель долгоногий Бежал по дороге, На мельницу ездил, Диковинку видел: Коза муку мелет, Козел насыпает, Козлята маленьки Муку выгребают, А барашки-круторожки В дудочку играют. А сороки-белобоки Пошли танцевати, А вороны стережены Пошли примечати, Сова ножкой топ, топ! Глазищами хлоп, хлоп!
Дети танцуют, изображая сначала зайчика-попрыгунчика в сафьяновых сапожках, потом косолапого медведя, потом хитрую лисичку, вместе с Совой старательно топают ножками и смешно таращат глаза, хлопая ресничками. Михаил, не сдержавшись, громко смеется и аплодирует: - Молодцы! Настоящие артисты! - Папенька! Папенька! – летят к нему дети, - а маменька нам разрешила! А мы вас ждали! Подхватив на руки, Михаил по очереди целует обоих и подходит к жене. - Вот, все никак не угомонятся, - улыбается, вставая Анна. – Поцеловались? Теперь спать! - Что ж вы маменьку не слушаете? – притворно хмурится отец. - Мы слушаем, слушаем! – расшалившиеся малыши, уцепившись одной рукой за шею отца, другой тянутся к маменьке, целуют попеременно обоих. В гостиной появляется няня, полная добродушная женщина лет сорока, так и не дождавшаяся своих питомцев в детской в урочный час, и укоризненно взирает на тесное четверное объятие. - Ну, все, идите с Марьей Петровной, - опускает детей на пол Михаил. – Спокойной ночи! - Спокойной ночи!
Проводив детей, Анна берется за колокольчик. - Сейчас ужин подадут. - Не надо, я не голоден, - качает головой Михаил и тянет жену к дивану, – посиди со мной. Они садятся и несколько мгновений смотрят друг на друга. Анна, его милая Анна, в домашнем легком платьице с открытыми плечами, волосы забраны в тяжелый узел на затылке, добрые, веселые глаза с подзадоривающим огоньком из-под длинных бархатных ресниц... Как всегда, от нее веет сладким, кружащим голову, как бокал шампанского, дурманом, как всегда, ее улыбка манит и обещает радость. - Устал? – он молчит, не сводит с нее глаз. - Из-за приговора расстроился? - утвердительный кивок, и Анна сочувственно вздыхает, устраиваясь на диване удобнее и подпирая подбородок кулачком, как она делала всегда, готовясь слушать. Он рассказывает коротко, опуская подобности, и останавливается передохнуть перед тем, как сообщить главное. - Бедные дети, что с ними будет? – задумывается Анна, отведя взгляд в сторону, но через мгновение вновь обращает к нему лучистые глаза. – Послушай, а что, если их выкупить на торгах и определить к Никите на конезавод? У него мальчишки жокеями становятся. Там много семейных пар, присмотрят и делу научат, вырастут хорошими людьми. Главное, вольными! - Так и знал, что ты предложишь их выкупить! – ласково касается нежной щеки жены Михаил. – Ладно, этих пристроим, но что делать с другими несчастными? По всей губернии бунтуют мужики, в судах подобных дел не перечесть. - Когда уже отменят это крепостное право, - Анна зябко ежится, не от холода, от внутренней дрожи, пробирающей ее всякий раз, когда заходит разговор о неволе. - Аня, …в общем, я подал в отставку, - Михаил встает, чтобы налить себе коньяку, и не сразу оборачивается, боясь хоть на секунду увидеть разочарование в глазах жены. – Я оставил престижную и влиятельную должность начальника Секретной канцелярии, с большим жалованием, хотя понимаю, у нас двое детей, лишние деньги и связи не помешают. Но… я не могу больше видеть, как закрываются один за другим общественные журналы, как цензурный комитет душит всякую свежую мысль, в то время как общество должно знать, что творится в судах и в уездах. Должно пробуждать в людях лучшее, нужны широкие дискуссии на тему произвола господ, несправедливых приговоров, использования детского труда в ночную смену на фабриках. Нужны новые идеи, как уничтожить проклятое крепостничество! - Что же ты задумал? – встревоженный голос жены возвращает его к ней, он берет ее за руки. - Я хочу издавать свой журнал, на страницах которого будут освещаться громкие судебные дела, новые веяния в науке и литературе. Заложу дом в Москве, куплю небольшую типографию. Думаю, мне удастся договориться с Алексеем Григорьевичем Щербатовым, генерал-губернатор мне доверяет. Прости меня, я понимаю, что … - Можно продать дом в Петербурге, если нужно, - вслух размышляет Анна, - все равно сдаем. Гнетущая тяжесть на сердце, мучившая его с того момента, как получил отставку, исчезает, уступая место привычной нежности, он прижимает теплые ладошки жены к своему лицу, благодарно целуя ароматную нежную кожу. Как всегда, без громких и пафосных слов, без долгих расспросов и опасений, трепетным сердцем она поддержала его, и теперь ее ясный ум ищет возможность помочь. - Нет, любимая, - улыбается он, - твой дом – для Пети и Насти, когда придет время выводить их в свет. Я справлюсь сам. Надеюсь, с журналом дела пойдут хорошо, залог через год выкупим. - Ну, в эпистолярном жанре ты силен! Помню, помню твои письма ко мне… Договорить Анна не успевает, потому что оказывается в крепких объятиях мужа. - Господи, милая, как же я люблю тебя! – шепчет он, унося ее наверх, в спальню. Мир снова прекрасен и уютен, все вернулось на круги своя.
Отправлено: 17.02.11 00:52. Заголовок: Сцена пятая От нес..
Сцена пятая
От несносной жары не скрыться ни в тени благоухающей зелени липовых аллей, ни в шелковистой траве солнечных лужаек, ни у зеркальной глади пруда; не слышен обычно несмолкаемый птичий щебет, в доме пустынно и сонно, - все застыло в изнуряющей духоте, ленивое солнце нещадно обжигает всех, кто рискнул выбраться из тени. Только ближе к вечеру Анна выходит прогуляться и, после недолгого раздумья, медленно взбирается на утес, к своей любимой скамье над обрывом. Как ни странно, здесь, на возвышении, становится чуть легче: появившийся непонятно откуда легкий ветерок вздымает подол нежно-голубого кисейного платья, освежая разгоряченную кожу слегка тронутого загаром тела, терзавшая с утра головная боль стихает. Под благодатной тенью большого кружевного зонта, прикрепленного к спинке скамьи, и вовсе комфортно, можно закрыть глаза и окунуться в прохладу, побыть хоть немного одной, наедине со своими мыслями, и насладиться редкой минутой беззаботного покоя. Такое выпадает нечасто. Бесконечные домашние хлопоты, большей частью, конечно, приятные, но все равно, по крупице и незаметно, отнимают что-то от нее самой, заполняя пустое место усталостью, не оставляющей сил для музыки, и от этого становится… Да, вот верное слово – усталость, это от нее ощущение, будто иногда не хватает воздуха. Особенно вымотали последние недели: визиты гостей, ответные визиты, концерты, дети, хозяйство, навечно поселившийся под сердцем и тщательно скрываемый страх за Михаила, отважно бросившегося в политику, как в бой, большой прием в московском доме по случаю выхода долгожданного первого номера «Свечи». Премьерный номер журнала с тиражом в сто экземпляров имел такой шумный успех, что пришлось выпускать дополнительные тиражи, число подписчиков выросло до тысячи. Анна ласково улыбается, вспоминая счастливое лицо мужа, принесшего ей еще пахнущий типографской краской буклет. Ей нравятся его увлеченность, воодушевление, бьющая через край энергия, он умеет разрешать самые сложные проблемы с непримиримыми цензорами. Даже острые, полемические статьи Герцена, обличающие самодержавие, нашли место на страницах журнала. А какой резонанс в обществе вызвали репортажи из судов! Скупые строчки с цифрами и фактами, без авторских комментариев, вызывают у читателей больше эмоций и откликов, а у цензоров… Внимание цензоров возрастает, но пока Мише удается соблюдать хрупкое равновесие между различными политическими группировками. Однако достаточно одного неверного шага, одной оплошности... Анна старательно отгоняет от себя тревожные мысли о возможном закрытии журнала и преследовании мужа, которое может вылиться в эмиграцию, как это случилось с Александром Ивановичем, непременным участником субботних словесных баталий в Сосновке. Он отбывает с семьей в эмиграцию, навсегда, и вчера приезжал попрощаться, впрочем, не только. Герцен давно и страстно уговаривал Мишу присоединиться к нему: «Только западноевропейский пролетариат проложит человечеству дорогу к социальной справедливости и равенству, только Франция покажет пример гражданского общества! В России все живое гибнет!» На панегирик поднимавшемуся революционному движению Миша отвечал улыбкой: «Если мы все уедем во Францию за волей, Россию заселят медведи! Надо своих граждан растить, граждан великой страны, и желательно без революций» Несмотря на споры, расстались друзьями, договорившись о дальнейшем сотрудничестве. Значит, новые публикации о самодержавии, новые страхи, которые она, конечно же, не покажет, что бы судьба им ни готовила. Мужчина должен делать то, во что верит. Как только на все хватает сил - журнал, семью, друзей? Кажется, Миша не знает усталости. Вот и сегодня, в свой редкий выходной, он отправился с детьми на рыбалку, чтобы дать ей немножко отдохнуть. Анна отыскивает глазами в низовье реки большую лодку под голубым навесом. Там, у противоположного берега, по утверждению знатоков, водятся огромные щуки. Эти монстры давно будоражили воображение Пети и Насти, желавших спасти миленьких плотвичек и карасиков, обитающих в реке в изобилии, от гнета зубастых хищниц. И вот сегодня для малышей счастливый день – отец торжественно повел их сражаться за правое дело, ловить преступниц. Надо полагать, угнетенный рыбный народ будет освобожден всенепременно, раз у него такая армия защитников. Анна улыбается и легко вздыхает, пальцы касаются кожаной обложки нотного альбома, давно забытого, но отчего-то сегодня рука потянулась прихватить его с собой на прогулку. На последней страничке романс, начатый еще весной, но так и оставшийся неоконченным. Уже давно ее не посещает вдохновение, не удается сосредоточиться и оформить смутные чувства в конкретные ноты. Музыки не хватает… Настоящей музыки. Как еще можно охватить огромный мир с его красками и запахами, звуками и ощущениями, радостью и страхами, заботами и наслаждением? Она задумывается, машинально рисуя в воздухе ноты внезапно пришедшей в голову темы, замирает, но через мгновение морщится и стирает рукой воображаемый лист. Не то, все не то… Зной отступает, сумерки несут с собой прохладу. Анна поднимается, подходит к самому краю обрыва и обводит взглядом расстилающийся перед ней пейзаж. Глаза останавливаются на черной, движущейся по деревенской дороге точке, которая, увеличиваясь, превращается в экипаж. Опять гости?! Карета незнакомая, большая, запряженная парой лошадей, поворачивает к усадьбе, и почему-то становится холодно от неясного предчувствия …чего? Помедлив, Анна спешит вниз, не заходя в дом, кладет альбом на ступеньку крыльца и выходит во двор, когда экипаж останавливается у ворот. Открывается дверца, и появляется высокий черноволосый мужчина. Анна делает навстречу шаг, другой…Владимир?!
Время растягивается. Секунды и минуты, пока Владимир помогает сойти стройной и странно знакомой девушке, одетой в легкий дорожный костюм песочного цвета, вынимает из кареты и ставит на землю худенького мальчика лет семи, кажутся вечностью. Приветливо улыбающаяся девушка – Соня Долгорукая?! Красивая, взрослая стала. Мальчик в холщовых штанишках до колен, белой рубашечке… это же…Господи! Анна усердно мотает головой, прогоняя морок, но видение не исчезает: безжалостное время возвращается вспять, к тому дню, когда она, наказанная, сидела в углу и тихо плакала, прижимая к себе изуродованную куклу, а ее мучитель стоял в дверях и смотрел на нее. Теперь на нее смотрит его сын, вылитый Владимир в детстве: те же черты, знакомые до боли, так же падает на лоб непослушная черная челка, так же упрямо поджаты губы, он так же чуть сутулится из-за высокого для своих лет роста, у него те же светло-серые глаза. Вот только взгляд другой, пристальный, взрослый, в нем нет ни насмешки, ни вызова, в нем читаются робкая надежда, тихая радость и удивление. - Моя мама? – вдруг указывает рукой на Анну мальчик. - Ннет, Володя, - теряется от неожиданности Владимир и переводит виноватый взгляд на Анну, но сын уже не ждет ответа, вырывается из рук отца и бежит к своей маме. Конечно, к маме, а не к тете, как ему говорили! Тетя – это тетя Соня, очень хорошая и добрая, а эта незнакомая тетя смотрит на него так, словно давным-давно знает! Только мама может так смотреть - с ласковым интересом, нежно и понимающе, только мама может быть такой красивой! Самой-самой красивой! Наконец-то у него есть мама! Он всегда знал, что ей пришлось уехать далеко, но она любит его и ждет, когда он к ней приедет. И вот он приехал! - Мама! Маменька! - ошеломленная Анна приседает, обнимая прижавшегося к ней Володю, но глаза ее растерянно смотрят на Владимира. - Анна, простите, ради Бога, - Владимир торопливо подходит к ним, пытается взять сына на руки, но мальчик еще крепче прижимается к Анне, утыкаясь лицом в ее платье. - Это моя мама! – раздается отчаянный детский крик. Из въехавшей во двор двуколки выпрыгивает Петя, не дожидаясь, пока отец остановит лошадь, подбегает к матери и отталкивает от нее незнакомого мальчишку. - Это наша мама! Моя, и Насти! – гневно смотрит он на захватчика. - Володя, сынок, - успокаивающе сжимает плечо сына Владимир, - это тетя Анна, а это дядя Миша. Мы приехали к ним в гости. Здравствуй, Мишель! Он дружелюбно протягивает руку подошедшему Михаилу, но тот предпочитает обнять друга юности. - Рад видеть тебя живым и здоровым, чертяка! Гостей принимаете? - Конечно, дружище! Корф, ты совсем не изменился! Софья Петровна, - склоняется к руке смутившейся девушке Михаил. – Петя, поздоровайся. Пока взрослые радостно приветствуют друг друга, Володя демонстративно отходит в сторонку, исподлобья глядя на белокурого мальчика в матросском костюмчике, вцепившегося в руку своей мамы, глаза его наполняются слезами. Значит, все-таки тетя. Но почему тогда она с горячим сочувствием и любовью смотрит на него, Володю, если видит первый раз? Почему так хочется, чтобы она была его мамой? Ма…тетю Анну отвлекают отец и тетя Соня. Стараясь не расплакаться, он закусывает дрожащую нижнюю губку. - Не плачь, - маленькая девочка, гораздо меньше противного Пети, вынимает из кармашка пестрого сарафанчика большой леденец на палочке и протягивает его Володе. – Хочешь моего петушка? Сладкий! Бери! Девочка очень похожа на ма…тетю Анну, беленькая, с сине- зелеными добрыми глазами… Володя вздыхает и берет лакомство. К ним подходит насупившийся Петя: - Насть, не давай ему, он нашу маму мамой назвал! - Ну и что? Вдруг у него нет мамы? – рассудительно замечает девочка, и Володя опускает голову, отворачивается, - Вот видишь, нет. Пусть наша мама всехняя будет. - Так не бывает, - авторитетно заявляет Петя, - у детей всегда есть мамы. - А у него - нет! – сердится Настя, - Жалко тебе, что ли? Поворачивается к гостю: - Тебя как зовут? - Володя, - выдавливает из себя мальчик. - Хочешь, нашу маму звать мамой? Он несмело кивает и заталкивает леденец за щеку. - Познакомились? Вот и хорошо! – подходит, улыбаясь, Анна, - Пойдемте в дом, скоро ужин.
- Уже завтра? – искренне удивляется Михаил в ответ на просьбу Владимира подготовить его экипаж к утру. – Проделать столь длинный путь ради нескольких часов? Не понимаю! Я полагал, погостите хотя бы месяц. Софья Петровна, вы не успеете отдохнуть с дороги, Володя тоже… - Миша, Софья Петровна и Володя пока не едут. Еду я один, - приходит на помощь смутившейся Соне Владимир. – Я все сейчас объясню, только дождемся Анны… Александровны. Крохотная заминка не остается незамеченной. Михаил коротко кивает, машинально глотая из нагревшегося в руке бокала и потому ставшее невкусным вино, и смотрит вверх, на неяркие крупные звезды, выступившие на темно-синем небе. Итак, Анна по-прежнему для Корфа значит слишком много…
Затянувшийся допоздна ужин на террасе изобиловал разговорами обо всем и ни о чем. В присутствии слуг гости рассказывали о своих впечатлениях от долгого пути и благодарили друг друга: Соня - за то, что Владимир развеял ее скуку, взяв с собой в поездку, Владимир - за заботу Сони о нем самом и о сыне. Оба живо расспрашивали гостеприимных хозяев о жизни в Москве и в деревне, о детях, восторгались популярностью «Свечи», что было приятно, но… Михаил почти физически ощущает вдруг повисшую в воздухе недосказанность, и чем дальше, тем больше его тревожат сомнения. Зачем они приехали? Где Лиза? Почему Соня смущается и прячет глаза, а Корф ведет себя, как всегда, уверенно, словно у себя дома? Весел и дружелюбен, с Анной предупредителен, но и только. Те короткие взгляды, что он бросал на нее за ужином, ничем не напоминали прежние, когда между ними было жесткое противостояние, ни тени смущения, ни следа упрека по поводу разбитой любви. Вежливое равнодушие Корфа успокаивало до поры, и вот эта пауза…
- Красиво тут у вас! – восторженно восклицает Соня, поднимаясь из-за стола навстречу Анне, выходившей уложить детей. – Как Володя? Уснул? - Да, сразу. Ему постелили в детской, рядом с Петей. Соня, возьмите шаль, становится свежо. Михаил пристально смотрит на жену, сам не зная, что боится прочитать на ее лице, но Анна, приветливо улыбаясь, протягивает тонкую белую шаль Соне и присаживается к столу. - Господа, еще чаю? – она принимается наполнять чашку за чашкой, передавая гостям, и князь, забыв обо всем, невольно любуется неторопливыми и точными движениями изящных рук жены, ее безмятежным лицом, длинными бархатными ресницами, прикрывшими глубокие глаза. Анна, его сбывшаяся мечта! - Мерси, - свежезаваренный чай пахнет мятой и душицей, Михаил делает большой глоток и зажмуривается от удовольствия: чудесный чай, бодрящий и успокаивающий одновременно! Князя распирает мальчишеское желание похвастаться умением жены готовить волшебный напиток, он поворачивается к Корфу и замирает, чувствуя, как сердце сжимается от ревности. Не он один любуется Анной!
Владимир забывает о чае. Мгновение, когда длинные тонкие пальцы, передавая чашку, коснулись руки, лишило его защитной маски, которую он старательно носил весь вечер. Видит Бог, он не хотел смотреть на нее, не хотел замечать ее красоты, не хотел видеть в ней женщину, только жену друга... Меньше всего на свете он желал воскрешать в душе давно уснувшие страсти и надеялся, что достаточно силен, чтобы провести несколько часов рядом с ней и не потерять душевного покоя. Он не хотел, но она была Анной, единственной женщиной, которую предназначила ему судьба, и которую он потерял по собственной глупости … Она по-прежнему тоненькая, хрупкая, в ее глазах влекущая таинственная бездна, ее собранные в высокую прическу пушистые волосы пахнут лавандовой свежестью, чуткие нежные пальчики теплые и ласковые. Спокойная, улыбчивая, чужая… На миг в душе вспыхивает возмущение, хочется кричать от несправедливости – эта женщина должна быть с ним! Только с ним! Но внимательный взгляд темно-синих глаз мгновенно усмиряет душевную бурю, чуть припухшие сладкие губы раздвигаются в легкой улыбке, и его существо наполняется счастьем – после стольких лет разлуки он видит ее наяву! Пусть чужую, но все равно близкую и любимую! К черту все, насмотреться, надышаться ею!
Владимир виновато переводит взгляд на друга, словно просит прощения за свою несдержанность, но затем его глаза снова устремляются к Анне, на лице расцветает счастливая улыбка. Он жадно впитывает каждый ее жест, не упускает ни единого ее взгляда, каждая мелочь ее туалета вызывает восторг: и легкое белое платье с кисейными рукавами, украшенное голубой лентой по линии декольте, и серебряное колье в виде змейки, и белая лилия в прическе… Она - Анна, и он любит ее. Любит по-прежнему, нет, больше прежнего! Завтра он уедет, но сейчас, эти несколько часов…
Разлив чай, Анна поспешно встает, с чашкой в руке отходит к перилам террасы. Не слишком вежливо, но ничего лучшего не приходит в голову – атмосфера, как грозовое облако, вот-вот взорвется. Одна только Соня ничего не замечает, восторгается местными красотами. У Владимира счастливое лицо, глаза светятся, а Миша подавлен, крутит в руках блюдце, ни на кого не смотрит. Господи, ну что происходит? Все было так хорошо…
- Добрый вечер! – разряжает тяжелое молчание спокойный мужской голос. На террасу выходит высокий молодой человек в лаковых ботинках и сером сюртуке, ладно сидящем на подтянутой фигуре. Светлая, аккуратно подстриженная окладистая бородка, уверенная поступь, твердый взгляд небольших глаз делают знакомого с детства парня почти неузнаваемым. - Никита? Ты ли это? - Владимир поднимается, чтобы пожать руку своему бывшему конюху. – Не узнать! Совсем барином стал! - Я, Владимир Иванович, - сдержанно кивает головой Никита и мельком вглядывается в зардевшуюся Соню, которая так и застыла с чашкой в руке. - Никита у нас и есть барин, самый что ни на есть настоящий! – Михаил торопливо подхватывает приятную для разговора тему, с радостью отмечая, что опасный гость наконец-то оторвал взгляд от Анны. - Какую махину – конезавод отстроил! Скольким людям работу дал! Голова! Миллионером стал! Многие господа из Москвы готовы ему в ножки поклониться, лишь бы чистопородного жеребца для скачек продал. - Захвалили, Михаил Александрович! – с легкой укоризной смотрит на князя Никита, впрочем, совсем не смущаясь вниманием, как случалось в былые времена. - Садись с нами чай пить, - Анна подходит к столу, довольная, что атмосфера разрядилась, появился предлог заняться прямыми обязанностями хозяйки. - Благодарствую, но не стоит хлопотать, поздно для чая. Зашел вам, Анна Александровна, деньги за аренду отдать… - Так срочно? До утра подождать не мог? – улыбается Михаил. – Неужели только деньги отдать?! Никита вдруг густо краснеет, утратив апломб, и Анна спешит на помощь другу: - Наверное, завтра с утра уезжаешь в Москву, да? Пойдем в кабинет. Мы оставим вас ненадолго, простите! Она берет Никиту под руку, но не успевает сделать и шага. - А…можно мне с вами? - Соня стряхивает с себя оцепенение и ставит, наконец, недопитую чашку на стол, умоляюще смотрит на Анну. – То есть… чувствую, не уснуть этой ночью. Столько впечатлений! Хотелось бы прогуляться по саду до реки, успокоить нервы. Здесь так красиво! - Почту за честь показать вам здешние красоты, Софья Петровна, если позволите, - Никита на радостях забывает о делах, виновато вглядывается в лицо Анны, в его глазах явственно читается просьба о прощении и помощи. Анне ничего другого не остается, как улыбнуться и кивнуть, соглашаясь отложить дела до утра. Соня и Никита, сопровождаемые понимающими улыбками мужчин, почти одновременно бросаются к выходу. Никита предлагает девушке свою руку, и парочка растворяется в ночи. Оставшиеся на террасе переглядываются, и, чтобы не допустить тяжелой паузы в разговоре, а также отвлечь Корфа, снова остановившего свой взгляд на Анне, Михаил берет бразды правления в свои руки. - Так о чем ты хотел рассказать нам?
– Что? А, да-да…- Владимир с трудом отрывается от лицезрения любимой женщины, зажмуривается, энергично трет переносицу, приводя себя в чувство и вспоминая, зачем приехал в Сосновку. - Я ведь к вам, друзья, с огромной просьбой. По высочайшему приказу Императора, назначен командовать отрядом охраны экспедиции, отбывающей с секретными дипломатическими целями в кругосветное путешествие. Экспедиция морская, с подготовкой и обучением рассчитана на пять лет. Володя остается один. Так вышло, ближе вас у меня никого нет. Тетушку похоронил в позапрошлом году, полгода назад умер Петр Михайлович. Осталась из родственников только Соня, но у нее забот с Андреем полно, Татьяна одна не справляется, имение Долгоруких в долгах, тоже хлопоты. Да и мальчишке нужна твердая мужская рука. Вся надежда на тебя, Мишель, и на вас, Анна Александровна. Если присмотрите за сыном, буду по гроб благодарен, если не сможете… - Никаких «если», - пожимает плечами Михаил и вопросительно смотрит на жену, Анна согласно кивает, - Володя остается у нас. Только… Лиза согласна отдать сына? - Лиза? – Владимир криво усмехается и на мгновение прикрывает глаза, словно раздумывая, говорить ли, - Лиза давно уже в Лейпциге, замужем за бывшим доктором, а ныне богатым промышленником и успешным политиком Штерном. Имеет двоих дочерей. Анна тихонько вскрикивает, зажимая рукой рот, Михаил удивленно смотрит на Корфа, затем хмурится и поворачивается к жене, пристально вглядываясь в ее побледневшее лицо. С каким-то недобрым, болезненным чувством Владимир тоже впивается взглядом в затуманенные пеленой слез голубые омуты глаз, еще минуту назад казавшиеся прозрачными родниками, и медленно, подробно, тщательно подбирая корректные слова, повествует о своей недолгой семейной жизни, не в силах остановиться и получая странное злорадное удовлетворение. Бросить ей, окаянной и бесконечно любимой, в лицо всю свою неудавшуюся жизнь, разбитую любовь израненного долгим одиночеством сердца! Увидеть, как никнут под невидимой тяжестью искусно замаскированных обвинений хрупкие женские плечи, как страдание искажает дорогие черты нежного лица, ощутить, как из разорванного болью неприступного сердца тянется росток осознания вины! Что может быть слаще столь изощренной мести! Он никогда не был святым, он причинил ей много зла, да и сейчас его чувства благородными не назовешь: приехал за помощью к друзьям, а сам… Но годы без любви и тепла, годы страданий дают ему право судить ее, всегда такую правильную и благородную. Разве права была она, отталкивая его ради брака с нелюбимой во имя ребенка? Разве имела право обрекать на пожизненное одиночество, забрав его сердце? Он впервые последовал ее воле и заплатил за это не только своей душой. Она обрекла ребенка, во имя которого жертвовала собой, на ущербное детство без материнской ласки. И не вина Лизы, что захотела искать счастья на стороне. Что мог сделать он со своим мертвым сердцем, что могла сделать Лиза, если в их душах не было главного, того, что соединяет мужчину и женщину в семью?! Мы только люди, не ангелы, и мы хотели счастья. Что ты чувствовала, милая, когда смотрела в глаза чужому ребенку, назвавшему матерью ТЕБЯ? Будь они прокляты, твои жертвы! Ведь все могло быть, должно было быть иначе! Анна в изнеможении падает на стул, закрывает лицо руками, Михаил и Владимир бросаются к ней. Милая, прости! Злая минута прошла, раскаяние захлестывает через край, но поздно, сделанного не воротишь. Владимир стоит на коленях перед Анной, прижимая к своей щеке ее безжизненную холодную руку, Михаил влажной салфеткой протирает бледный лоб и тонкие виски жены. - Все хорошо, простите, что напугала, - приходит в себя, женщина. – Я, видимо, слишком устала… - Тебе надо отдохнуть, - поднимает ее на руки Михаил, чтобы отнести в дом, но Анна мягко освобождается из его объятий, встает на ноги. На востоке ширится рассветная полоска, небо светлеет. Дружный птичий гомон возвещает о зарождении дня. - Простите меня, Анна, прости, Мишель! Мне пора... - поднимается Владимир, протягивая руку другу. - Что ж… Удачи тебе, Владимир! Пиши, хотя бы изредка. За сына не беспокойся, сделаем все, что в наших силах. - Не сомневаюсь в этом. Спасибо за все! Последний взгляд на нее, бледную, дрожащую, жалкую и до безумия любимую, единственную. Он унесет с собой этот образ – это юное лицо, несмотря на возраст и появившуюся на лбу горькую складочку, эти бездонные, ставшие вновь прозрачными глаза, эти трепетные, мягкие губы… так хочется прикоснуться к ним напоследок, но нельзя, нельзя… Или? Вновь накатывает безумие – схватить ее, забросить в ждущую у ворот карету, увезти далеко-далеко, и будь, что будет! Нельзя. Так говорит строгий взгляд Миши, так шепчет проснувшаяся совесть. Она не твоя, глупец! - Владимир… Да хранит вас Господь, на всех путях ваших! Возвращайтесь! Мы будем ждать, - он приникает долгим поцелуем к нежной ладони. Это все, что он может себе позволить. Еще можно смотреть на хрупкий силуэт, пока карета не повернет на большую дорогу, и истекать кровавыми горькими слезами от боли, от своей неизбывной любви…
Совсем рассвело. На террасе за неубранным столом неподвижно сидит Анна, спрятав в ладони лицо. Она не плачет, лишь иногда судорожно и горько вздыхает, словно ребенок, понимающий, что сильно провинился, но не понимающий в чем именно. Появляется Михаил, молча поднимает жену на руки и уносит в дом.
Отправлено: 13.06.11 03:55. Заголовок: ПЯТНАДЦАТАЯ СЕРИЯ С..
ПЯТНАДЦАТАЯ СЕРИЯ
Сцена первая
Темный старый парк. Высокие ели, выстроившиеся почетным караулом по бокам центральной аллеи, широко раскинули мощные мохнатые лапы, вбирая в себя солнечный жар и почти не пропуская свет вниз, к благодарной земле, теплой и мягкой. Здесь дышится легко, воздух напоен хвоей и расслабляюще-сладкой негой, какая бывает только в благословенные летние дни. К деревянной резной беседке, уютно примостившейся под седой елью, наперегонки бегут Петя и Володя. Раскрасневшиеся, потные, они толкаются локтями, хватают друг друга за рубашки на бегу. В беседку влетают мальчики одновременно, но Володя раньше успевает занять место на скамеечке справа от плетеного кресла и с вызовом смотрит на Петю, который с досады сжимает кулачки. В беседку чинно, как полагается дамам и барышням, входят нарядные, одетые в белые платья одинакового фасона Анна и Настенька с книжкой в руке. Девочка осуждающе смотрит на растрепанных мальчишек, под ее взглядом оба заправляют рубашки в штанишки, приглаживают волосы. Петя, насупившись, садится на скамеечку слева, и, как только мать опускается в кресло, тут же хватает ее за руку. В ответ Володя осторожно дотрагивается до ладони Анны. Между тем, Настенька деловито взбирается на колени к матери, усаживается удобнее, с важным видом раскрывает книгу и тычет пальчиком в картинку с изображением моря и большого корабля. - Здесь остановились!
Ветер по морю гуляет И кораблик подгоняет; Он бежит себе в волнах На поднятых парусах Мимо острова крутого, Мимо города большого; Пушки с пристани палят, Кораблю пристать велят. Анна нараспев читает сказку, изредка всматриваясь в задумчивые лица детей. Володе картинка не видна, он смотрит на маму Анну, но другая сказка занимает его: воображение рисует бурное море, по которому мечется корабль отца с пушками на палубе, огромная волна вот-вот перевернет хрупкое по сравнению с разбушевавшейся стихией суденышко, отец стоит на капитанском мостике… Мальчик вздыхает. Анна, не прерывая чтения, ласково сжимает его руку, успокаивая тревогу. Мама Анна…Ма Анна…МаАнна…мама… Все равно – мама! Со стороны поместья доносится призывный звук гонга, означающий всеобщий сбор к ужину. - Папенька вернулся! Ура! Петя и Настенька радостно срываются с места, Анна и Володя идут чуть позади навстречу улыбающемуся Михаилу. - А книга, книгу-то мы забыли! – во дворе вспоминает Анна. - Я принесу! – мигом откликается Володя и мчится назад, в парк. - Нет, я принесу! – Петя, уже успевший обнять отца, бежит за ним, Настя, разумеется, следом. Анна и Михаил переглядываются, и когда спустя еще минуту слышится громкий крик Настеньки, оба бросаются на шум. Представившаяся им картина отнюдь не радует: Володя и Петя, сцепившись, катаются по земле, Настенька, плача, пытается их разнять, рядом валяется разорванная пополам книга. - Отставить драться! Смирно! - командует Михаил. Непривычно строгий тон мужчины действует отрезвляюще, мальчики поднимаются, сопя, исподлобья оглядывают друг друга. Настенька встает рядом с ними. - Хороши, ничего не скажешь! У Пети из носа течет тоненькая струйка крови, на лбу на глазах раздувается большая шишка, Володя пальцем зажимает разбитую в кровь губу, левый глаз заплывает синяком, Настя горько всхлипывает, теребя оторванные оборки нарядного платьица, - троица застывает в ожидании, робко глядя на сурового Михаила. - Кто первым начал драку? Молчание. - Настя? – девочка опускает голову. - Понятно. Молодые люди, кругом! Шагом марш в малый зал! В полном молчании процессия - Петя и Володя, Настя, затем Анна и Михаил – следует к дому. У дверей в большую пустынную комнату, так называемый малый зал, предназначенный для игр, танцев и спортивных занятий, Анна, успевшая прихватить полотенце и кувшин с водой, умоляюще смотрит на мужа. - Стой! Мальчики останавливаются, и Анна осматривает их раны, смывает с лиц кровь. - Ничего, заживет. Володя, в угол налево, Петр, в угол направо, шагом марш! Стоять два часа и не разговаривать! Никому сюда не входить! Мальчики идут каждый в свой угол, отворачиваются к стене. Михаил закрывает дверь в зал. - А я? – смотрит полными слез глазами на отца Настенька. - А вы, мадмуазель, марш мыться и переодеваться. Настя обиженно всхлипывает и уходит. - Миша, послушай, это слишком! Два часа, без ужина… Они же там одни, снова подерутся… и вообще, Володя всего лишь два дня в доме… - Не подерутся, не волнуйся, - Анна укоризненно смотрит на мужа и отворачивается, - милая, не порть мне мальчишек! Все будет хорошо, поверь! Чем меньше ты будешь жалеть и ласкать Володю, тем лучше. Михаил притягивает жену к себе, но она отстраняется. - Ну не дуйся, - он делает новую попытку, и на сей раз, Анна позволяет ему прижать ее к себе, более того, она обвивает его шею руками, трется носиком о щеку. - Мишенька, я что-то устала. Пойду, прилягу ненадолго, ладно? - Ты здорова? - Да-да, все хорошо, только немножко устала… Анна быстро целует мужа в щеку и выпархивает из его объятий. Михаил задумчиво смотрит ей вслед, потом садится в глубокое кресло у окна, закинув руки за голову, и долго о чем-то размышляет, время от времени на лице его появляется невеселая усмешка. - Нет, так дальше невозможно. Я должен, должен все выяснить до конца! – шепчет он и решительно встает.
Отправлено: 13.06.11 04:01. Заголовок: Сцена вторая - Вот ..
Сцена вторая
- Вот ты где! Я тебя по всему дому ищу! Застигнутая врасплох у массивного, во всю стену, буфета Анна вздрагивает, оборачивается к Михаилу, что-то пряча за спиной. - Я только что зашла… - Думал, ты в спальне, спишь, а ты, оказывается, на кухне! Проголодалась? Что тут у тебя? – в руках Анны обнаруживается блюдо, на котором горкой лежат сливочные пирожные количеством в шесть штук, сколько уместилось. - Я? Ну да, захотелось перекусить. Ты же нас без ужина оставил! – смущенно оправдывается Анна. Под широким столом в центре просторной кухни, покрытом светлой льняной скатертью, свисающей до самого пола, кто-то жалостливо вздыхает. Михаил наклоняется, приподнимает угол ткани и вытаскивает на свет божий нахохлившуюся, как воробышек, Настю. - А ты тут что делаешь? – изумленно взирает на подозрительно раздувшиеся карманы платья дочери Анна. - Я …я проголодалась! – Настенька делает большие и очень честные глаза и показывает надкушенную сливу. – Вот, кушаю! - Под столом?! - Маменька, я испугалась, что вы ругать меня будете… Михаил, обхватив себя руками, внимательно слушает диалог матери и дочери. - А что у тебя в карманах? Выкладывайте, мадмуазель! Настя нехотя выкладывает на стол большие лиловые сливы. Одна, другая, третья… шесть штук, по три из каждого кармана. - Так-так. Вижу, яблоки от яблони недалеко падают, воистину! Что маменька, что дочь! - Папенька, никакие это не яблоки, это сливы! Я, правда, такая голодная, такая голодная! - Ну, хорошо. Забирай свои сливы и иди в столовую, ешь. - Можно мне еще пирожные взять? Я не знала, что они есть… - А ты не лопнешь? – интересуется, едва сдерживая смех, Анна. - Что вы, маменька, я такая голодная, такая…- жарко уверяет Настенька. - Иди уже! – машет рукой отец, с трудом сохраняя на лице серьезную мину. Настя торопливо засовывает сливы в карманы, хватает тарелку с пирожными и стремительно убегает, словно боясь, что родители передумают. - Миша, пойдем, посмотрим, как там мальчики? – просительно заглядывает в лицо мужу Анна. – В щелочку… - Ты им пирожные приготовила? – она кивает, пленительно улыбаясь. – Ну что с тобой делать? Пойдем. Разве можно тебе отказать? Анна смеется и тянет его к выходу.
Отправлено: 13.06.11 04:05. Заголовок: Сцена третья К две..
Сцена третья
К двери зала, где находятся наказанные, они подходят на цыпочках, прислушиваются. Тихо. Михаил осторожно приоткрывает дверь, заглядывает в щелку и манит к себе жену. - Что? – пугается Анна, но, заглянув внутрь, с облегчением выдыхает тревогу. Володя и Петя, покинув свои углы, сидят рядышком на пушистом ковре и с аппетитом уминают пирожные, которые с гордым видом выдает им Настя. Покончив с пирожными, мальчики ложатся на живот, и Володя принимается что-то строить из сливовых косточек на блюде, попутно объясняя вполголоса. Петя и Настя зачарованно слушают. - Вот видишь? А ты боялась! Они обязательно подружатся! – шепчет Михаил на ушко жене. – Знаешь, сколько раз мы с Корфом дрались в кадетском корпусе? Анна недоверчиво смотрит на него, улыбается. - Да, да, дрались. Никто не хотел уступать. Ну что, успокоилась? Тогда пойдем, не будем их отвлекать от важного дела. Пусть еще часок посидят. А нам надо поговорить. Серьезно поговорить. Выражение лица Анны меняется, улыбка исчезает, снова появляется затаенная печаль в глазах, не дающая ему покоя с той самой ночи, когда в их жизни вновь появился Корф. Они проходят на террасу, садятся к столу, некоторое время молчат. Наконец Анна не выдерживает. - О чем ты хочешь говорить?
Вечереет. Солнце почти полностью опустилось за опушку леса, оставив на краю побледневшего неба корону коротких багровых лучей. - … Всего пятьдесят голов. Лучшие из лучших, орловские, прямые потомки Барса. Слышали про знаменитого Барса, Софья Петровна?
Вопрос застает врасплох. Девушка поспешно отводит глаза от сияющего радостью лица Никиты, которым долго любовалась, пользуясь тем, что тот целиком поглощен рассказом о своих владениях и не замечает ее пылких взглядов. В его тоне проскальзывают горделивые нотки, в глазах – огонь, энергия молодого сильного тела прорывается размашистыми шагами вдоль просторного загона, где мирно пощипывают изумрудную зелень четвероногие красавцы, жеребцы орловской породы. Никите есть, чем гордиться: огромный конюшенный комплекс, выстроенный из вековых лиственниц, массивный, со стенами в метр толщиной, раскинулся километра на два по левому берегу реки, прекрасные заливные луга кажутся бескрайними, жеребцы в загоне холеные, сильные, игривые.
- Ннет, не уверена, - спохватывается с ответом Соня. - О! Это родоначальник знаменитых орловских рысаков! Мы получили превосходную породу. Наши орловские берут первые места на бегах последние два года. Вот этот, светло-серой масти, с небольшим рыжим крапом и рыжей гривой, победитель! Месяц назад на московских скачках на два корпуса обогнал знаменитых арабов графа Воронцова. Граф за Рыжего миллион серебром предлагал, но не продам…
Соня вздыхает, разглядывая кружащегося легкой танцующей поступью необыкновенного жеребца. - Линию от него хочу сделать... - А еще о чем-нибудь вы мечтаете, Никита Афанасьевич? – как-то неловко обращаться только по имени и на «ты» к франту в новеньком сером сюртуке, лакированных ботинках и белых перчатках. - Конечно, Софья Петровна! – благодарно улыбается Никита, ему льстит внимание благородной барышни к его думам, и он вновь пускается в детальный рассказ. – Хочу новую породу вывести – тяжеловоза…
Соня закусывает с досады нижнюю губку. Два дня они практически не расстаются, с раннего утра и до позднего вечера бродят по поместью, его окрестностям, теперь вот добрались до детища Никиты - конезавода. Он добросовестно показал все прелести Сосновки, посвятил ее в свои дела. Чего только не узнала Соня за это время, но...
- …Нужна лошадь, выносливая и сильная, умеющая бегать рысцой по глубокому снегу, она… - Хватит! – Никита останавливается на полуслове и с удивлением смотрит на почему-то разобидевшуюся Соню, - Я устала и хочу спать. Поздно уже. И вообще, ужин пропустила, Анна, наверное, беспокоится.
Он застывает, словно статуя, с открытым ртом, провожая взглядом стройную фигуру девушки в шелковом белом платье, слишком нарядном для прогулок по конюшням да пастбищам. Что он сделал не так? Чем обидел? - Подождите, Софья Петровна, прошу вас, подождите!
Соня не останавливается, напротив, идет еще быстрее, нервно поправляя выбившиеся из узла на затылке волосы. Никита срывается с места, в несколько шагов догоняет ее. - Простите, Софья Петровна, простите дурака. Совсем утомил вас россказнями. До усадьбы далеко. Позвольте предложить вам отужинать в моем домишке? Особых деликатесов нет, по-простому, – он машет рукой в сторону небольшого деревянного двухэтажного дома на высоком каменном фундаменте рядом с небольшим озерцом, от болотистых берегов которого изредка отрывались отдельные куски, покрытые растительностью, образуя плавучие острова.
Дом выглядит, как игрушка: золотится новенькая черепица крыши, радуют глаз узоры резных ставень узеньких окон, просторное крылечко круто сбегает к аккуратной тропинке, по которой идут Соня и Никита. - А…вы один живете? – останавливается Соня, краснея. - Нет…- девушка отворачивается, снова порывается уйти, но Никита преграждает ей путь. – Прислуга…Семья работящая на первом этаже живет. Кухарка и лакей, они... Но Соня не слушает. - Какое мне дело, кто у тебя живет! Хоть бы обо мне поинтересовался! Хоть бы о Двугорском спросил, как там, родные места! Конечно, рядом с Анной про меня забыл! Пусти!
Нечаянно вырвавшееся «ты» пугает ее, она ойкает и замирает, а Никита, улыбаясь, подхватывает девушку на руки и несет к дому. - Я боялся, переменились вы ко мне, Софья Петровна, не осмеливался касаться ваших чувств. Но помнил про вас всегда, хотел высокого положения добиться, чтоб меня вы не стыдились. Люблю вас по-прежнему, и готов хоть сейчас под венец, коли будет на то ваше согласие. А про Двугорское…вот сядем рядком, да поговорим ладком, все расскажете.
На крылечке накрыт стол. Горкой рассыпались по блюду румяные пироги, с пылу с жару, лакей разливает в большие глиняные кружки парное молоко. Соня жадно вдыхает дразнящие аппетитные ароматы свежей выпечки. - Пироги с капустой, грибами, вишневым повидлом, барышня, - кланяется лакей и указывает на озеро, - а это – острова приплыли посмотреть, как вы изволите кушать!
Соня оглядывается и сквозь ветви деревьев видит подплывшую флотилию островов. Изумительное зрелище! Пять островов, пригнанные легким западным ветерком, полукругом тихо подходят к крылечку.
- Я хочу это нарисовать, - шепчет потрясенная Соня, позабыв об ужине. - Обязательно нарисуете! – смеется довольный Никита. – Завтра же пошлю в Москву холсты и краски купить. Все для вас сделаю, лишь бы вы были счастливы! Лакей незаметно уходит в дом, плотно прикрывает дверь и крестится. - Ну, Слава Богу, кажись, скоро Никита Афанасьевич хозяйку приведет!
Отправлено: 18.07.11 23:47. Заголовок: Сцена пятая Анна с..
Сцена пятая
Анна ожидает ответ на свой вопрос, сидя прямо и не отводя глаз от мужа, старается удержать спокойный, даже равнодушный вид, но в глубине души понимает, о чем пойдет речь, и в напряжении стискивает ладони на коленях. Какой бы хорошей актрисой она ни была, ей никогда не удавалось в жизни сыграть также убедительно, как на сцене. Вот и сейчас, не удается скрыть свое смятение от проницательного взора мужа. Михаил не отвечает, продолжая пытливо вглядываться в ее потемневшие от ожидания неприятного разговора глаза. Она, не выдержав вопрошающего взгляда, опускает ресницы, отчего на лице ее сразу появляется выражение трогательной беззащитности и невинности, до сих пор волнующее его сердце. Он грустно улыбается: хрупкая маленькая женщина обладает непобедимым могуществом, в непосредственной близости к ней все меняется – мысли, чувства, планы, так она притягательна… Упрямое желание понять, что в ней изменилось за прошедшие два дня после встречи с Корфом, вытрясти из нее мучительную правду, какую угодно страшную, ранящую, сменяется тихим восторгом.
- Я люблю тебя… - Анна распахивает глаза, осмысливая неожиданное признание, - Мне кажется, с каждым днем люблю все сильнее и крепче, хотя... Куда уж крепче… Ты украсила мою жизнь, сделала счастливым. Вернее, я был счастлив еще недавно… А ты, Аня? Ты счастлива? - Почему ты спрашиваешь? – старается удивиться Анна, пытаясь уйти от больной темы, но глаза выдают ее, невольно наполняясь слезами, и она обреченно машет рукой, оставляя попытки скрыть свою боль. – Миша… - Я все понял… Голос Михаила становится бесцветным, лицо темнеет. Вот она, тень Корфа! Он всегда предчувствовал, что рано или поздно она ляжет между ними. - Ты любишь его, все еще любишь. Я не смог дать тебе счастья… Анна на мгновение застывает, зажмурившись, воображение возвращает ее в прошлое, в тот вечер, когда Лиза пришла к ней просить о помощи. Перед мысленным взором возникает картина: Лиза сидит в кресле напротив, обхватив руками большой живот. Одутловатое лицо, отекшие ноги на скамеечке, в глазах надежда на чудо, вера в нее, Анну, и отчаянная мольба…. - Послушай, ты все неправильно понял! Я не знаю, не знаю, как объяснить … Анна подходит к мужу, уронившему голову на вытянутые по столу руки, осторожно дотрагивается до сильного плеча, он резко вскидывается, яростно притягивает ее к себе, всматриваясь в залитое слезами лицо. - Что объяснить? Что ты меня не любишь? Что ты меня лишь терпишь? Так почему не скажешь прямо?! Зачем мучаешь? - Не это! – отчаянный крик отрезвляет его, он медленно отпускает жену. – Выслушай меня! Торопясь и путаясь в словах, она рассказывает ему о разговоре с Лизой и своем решении. - Тогда ты отказалась выйти за Корфа, пожалела ее и ребенка. А как же Корф? - его взгляд продолжает пытать, докапываясь до глубин ее сознания. - Тогда я не могла поступить иначе. Не сумела. Нельзя построить счастья, причиняя боль другим, в этом я твердо уверена. Я верила, что у них есть будущее. Лиза не была ему противна, иначе он не спал бы с ней, а ребенок связывает заботой… - Ты не ответила. Разве ты его не любила? Принести в жертву свою любовь сможет не каждый. - Мне всегда хотелось ему помочь, поддержать, уберечь от ошибок, даже когда он ненавидел меня. Он был, и есть часть моей жизни, моя семья… - Помочь, поддержать, уберечь…и? - Чего ж еще? Разве любовь – не утешение в горе, не разделенная радость, не поддержка? Хотя…иногда я думала иначе, ревновала … - Ответь, - в голосе Михаила слышатся горечь и безнадежность, как будто он уже знает ответ на вопрос, который только собирается задать, - если вернуться назад… Ты бы изменила свое решение? Анна молчит, закрывая лицо руками. Могла ли она остаться с Владимиром, если сумела б переступить через боль Лизы, оттолкнуть, оставить несчастную девушку, которую знала с детства и которая виновата лишь тем, что безрассудно любила Владимира? И даже сейчас, по прошествии времени, сердце сжимает горячая волна жалости к той Лизе, к еще не родившемуся ребенку. Нет, нет, и нет! - Нет?! – с волнением смотрит на качающую головой жену Михаил, - Скажи мне! Если была б свободной, ты бы сейчас… - И сейчас – нет, - Михаил с облегчением откидывается на спинку стула и выдыхает скопившееся напряжение.
Да, и сейчас тоже – нет. Да, она любила его и любит сейчас, очень любит той любовью, которая дарит утешение. Она сделает для него все, что сможет, пожертвует свободой, благополучием, с радостью умрет за него, если понадобится. К нему влечет, как и раньше, желание поддержать его, ее восхищает его мужественность, но все же есть нечто останавливающее, какая-то последняя тончайшая преграда, удерживающая от последнего шага – раствориться в его любви полностью, отдать свое естество, свой разум, свою душу в его власть. И, пожалуй, только при последней встрече она явственно поняла, что именно мешало ей всегда сделать этот маленький шажочек, что подсознательно отталкивало ее от Владимира - она никогда не сможет принять его целиком таким, какой он есть, даже любя. В нем всегда было что-то, в чем она сомневалась, чему не доверяла и инстинктивно противилась, не решаясь строить счастье на зыбком фундаменте надежды, что все обойдется, все недоразумения исчезнут сами по себе. Он так и не изменился. Она никогда не могла понять, отчего, когда ему больно, он причиняет боль другим? Разве можно облегчить свои страдания страданиями других? И пусть она виновата тем, что всегда становится камнем преткновения, что всегда кому-то чем-то мешает, что вообще живет на белом свете, - неужели ему от этого становится легче? Вспомнив последнюю встречу, вздрагивает: он хотел, он намеренно причинял ей боль, рассказывая о своем неудавшемся браке, жалило каждое корректное слово, каждый взгляд бил наотмашь, и месть ему удалась вполне - с тех пор нет ни минуты, когда бы она не ощущала себя гадкой, жестокой, эгоистичной, разрушившей жизни трех дорогих ей людей. Боль, как загноившаяся заноза, терзает ее, заставляя перебирать свою жизнь по кусочкам. Где, что она делает не так? Почему, если она не желает никому зла, страдают другие?
Отправлено: 18.07.11 23:48. Заголовок: Торопясь, путаясь в ..
- Ты поступила так, как подсказывало сердце, а значит, правильно,- бальзамом проливаются на свежую рану слова мужа, и она робко и благодарно улыбается ему, глотая слезы. - Но, если не жалеешь о своем решении, почему ты изменилась? - Я не изменилась, тебе показалось, - уклоняется от ответа Анна, снова не желая углубляться в опасную тему, но он притягивает ее к себе, сажает на колени, заставляя смотреть ему в глаза. - Показалось? В твоем взгляде поселилась печаль. Иногда мне чудится, ты за тридевять земель от меня, хотя стоишь рядом, к Володе особенно внимательна. Мне все это только кажется? - Я плохая актриса…- удрученно качает головой Анна. - Ты – гениальная актриса, только не в жизни. Скажи, что тебя мучает? - Я виновата… Анна замолкает, уткнувшись в грудь мужа. Михаил не торопит ее, дает собраться с мыслями, ласково поглаживая по голове. - Володя очень похож на отца. Когда смотрю на него, прошлое затягивает в свою воронку, как ураган. Я словно вернулась в детство и снова переживаю его, только теперь все вижу под другим углом. Я ощущаю себя иначе, теперь я сама причинила зло… - Стоп, стоп! О чем ты говоришь, какое зло? – обеспокоено встряхивает жену Михаил. - Я приняла решение, которое мне казалось единственно возможным. И что получилось? Владимир несчастен, Лиза несчастна, Володя… Господи, разве я хотела, чтобы он рос без матери?! И ты…тоже страдаешь. Зачем я вообще родилась, если всегда приношу только несчастья! – слезы снова льются рекой, она уже не пытается их остановить. - Иногда я ненавижу Корфа! - стискивает зубы Михаил, - Ненавижу за страдания, которые он продолжает тебе причинять! Он снова встряхивает ее, как тряпичную куклу, и почти кричит: - Запомни, ты ни в чем не виновата! Не твоя вина, что Корф пустил Лизу в свою постель, значит, им так хотелось. И то, что появился Володя, следствие их действий. Не твоя вина, что они не смогли ужиться, не твоя вина, что Лиза отправилась на поиски счастья, не твоя вина, что Корф не сумел распорядиться своей жизнью. Ты! Не! Виновата! Господь дал тебе чистую, непорочную душу, я таких, как ты, никогда не встречал. Может, из миллиона одна такая, способная всех жалеть, жертвовать собой из любви к ближнему! Но ты не должна брать на себя ответственность за все, что происходит с другими, это неправильно! У каждого свой путь, свои испытания, свои ошибки и удачи. И часто бывает, что благо одного оборачивается несчастьем для другого. Нельзя быть одновременно доброй для всех, Аня! Володю жалеть нечего, у него есть отец, есть имя и титул, у него есть мы, наконец. Он не один на свете. А я… если ты ответишь на еще один вопрос так, как мне хочется, то счастливее меня никого не будет. - Какой вопрос? – шмыгает носом, судорожно вздыхая, Анна. Но горячая речь мужа производит впечатление, хрупкие плечи распрямляются, точно сбрасывая с себя невидимый груз, возвращается ощущение покоя и правильности бытия. Не такая уж она плохая, если Миша так говорит... - Ты меня любишь? – деланно спокойно спрашивает Михаил и замирает в ожидании ответа. - Кого именно? – по мере успокоения, в ней просыпается извечное женское лукавство, - Князя Оболенского или Репнина? - Обоих, - мрачно смотрит на нее обладатель двойной фамилии. - Князя Репнина – нет, - горестно вздыхает Анна, пряча смешинки в глазах под ресницами, - он крепостных Саломей не любил и тени Корфа испугался. - Бог с ним, пусть покоится в пропасти с миром, аминь! – заключает Михаил. – А Оболенского? - Оболенского? – Анна пальчиком касается его подбородка, поворачивает в профиль голову, задумчиво рассматривает, - Может быть, может быть…надо подумать… - Долго? – старательно позирует Оболенский, нарочито поднимая нос к верху. - Всю жизнь! - Ах, так! Одно движение, и он страстно целует смеющуюся жену, она прижимается к нему всем телом, обвивая шею руками. - Хм, хм, - раздается неодобрительное покашливание няни, и они резко отстраняются друг от друга, встают. – Извините, но детям пора спать. Долго они еще в углу стоять будут? Анна и Михаил переглядываются и одновременно срываются с места, скрываются в доме, забыв ответить суровой Марье Петровне, которая осуждающе смотрит им вслед.
Отправлено: 18.07.11 23:52. Заголовок: Да, и сейчас тоже – ..
Сцена шестая
Яркая полная луна осторожно заглядывает в окна детской, прокладывая сквозь тонкую белую, чуть развевающуюся на сквозняке штору широкую дорожку к противоположной окну стене, вдоль которой стоят две детские кроватки со спящими или делающими вид, что спят, Петей и Володей. За ширмой, разделившей просторную комнату пополам, слышится негромкое похрапывание Марьи Петровны, перемежающееся легкими сонными всхлипами Настеньки, чья кроватка располагается рядом с кушеткой няни.
- Володя, ты спишь? – шепчет, глядя на соседнюю кровать, Петя. - Нет, - с готовностью приподнимается с подушки голова Володи. Петя хватает свою подушку, перекладывает ее на другой конец кровати и ложится лицом к соседу. - Я хотел сказать… ну…в общем, спасибо, что не сказал папеньке... я ведь первый ударил… - Да ладно…- улыбается Володя, ему приятно слышать слова благодарности, - я тоже хорош, в драку полез. Да ведь помирились уже... - Нет, я хочу, чтобы по-честному... - И я! Хочешь, будем дружить? Всегда, как наши отцы? - Хочу! Дружба - по гроб! С очень серьезным видом они закрепляют клятву рукопожатием и, завершив сию церемонию, движимые желанием поболтать, плотнее придвигаются головами друг к другу, но не успевают более сказать и слова. За ширмой внезапно прекращается похрапывание. - Спать! Слышатся тяжелые шаги, и мальчики спешно принимают спящий вид. Появляется, позевывая, из-за ширмы Марья Петровна и зорко оглядывает подопечных, тихонько ворча, перекладывает якобы сонного Петю, садится у него в ногах и погружается в дрему. Не дождавшись ухода няни, мальчики засыпают.
- Ваше Величество, – чинный реверанс и, когда закрывается дверь за спиной адъютанта с насмешливыми темными глазами, учтивость тона сменяется всплеском искренней радости. – Наконец-то! Я соскучилась, Никки! Полгода он не вызывал ее, не заглядывал к ней в уютный особняк рядом с Зимним, полгода вежливых фраз, брошенных на лету на балах и приемах под прицелом ехидных фрейлин, полгода обидных слухов о Нелидовой, которыми регулярно снабжали ее дворцовые доброхоты. Полгода горьких слез в подушку, когда уязвленное самолюбие терзало душу, не давая заснуть ночами, полгода полного забвения… Наташа нетерпеливо протягивает руки, стремясь коснуться царственного любовника и уверить себя, что все вернулось, все, как прежде. - Натали, проходите, - Николай Павлович не спешит встать из-за стола, рассеянно поглядывая на княжну. – Вы что-то бледны сегодня, мон шер. Неважно себя чувствуете? Спокойный, равнодушный тон… Она с укором смотрит на него, тщательно подбирая слова для ответа, но тщетно, ему не нужен ответ. - Я позвал вас, дорогая Натали, чтобы сообщить приятную новость. Полковник Заморенов, помните его? Овдовел недавно. Так вот, он просит вашей руки. Превосходная партия, не находите? Еще не стар, при чинах и хорошем жаловании. Правда, трое детей, но это пустяки. Пора, пора, вить свое гнездо, милая княжна, не век по балам плясать. На миг меркнет в глазах, большая комната сужается в размерах. - Ваше Величество… - Не благодарите меня, не надо! Вы знаете, как я расположен к вам, Натали, и благодарен за службу. Вы получите хорошее приданое, очень хорошее, а это… - в ладонь скользнул холодный металл, - подарок на свадьбу, в память о… былом. Идите, милая. Полковник будет у вас к вечеру с формальным предложением руки и сердца. Золотые серьги с крупными бриллиантами, хорошее приданое… все, как всегда, как всем прочим «васильковым чудачествам». Не поскупился хозяин, щедро заплатил за услуги. Напрасно она надеялась, что была чем-то большим для него все эти годы, напрасно жила ожиданием чуда. Княжна медленно идет к двери, все еще надеясь, что это сон, что, проснувшись, снова ощутит себя всесильной фавориткой, любимой и защищенной. Этот адъютант, какое право он имеет смотреть на нее так! Еще год назад он не посмел бы позволить себе брезгливую насмешку, а теперь… смотрит, как на грязную половую тряпку… Она прислоняется к стене в коридоре, сжимая в кулаке серьги, потому что не может идти – глаза застилают слезы. За что с ней так обошлась жизнь, с ней, которая никому не сделала ничего плохого! Никому? Откуда здесь Андрей Долгорукий, он же умер? Ах, нет, это призрак! Его голубые глаза умоляют, обещают, в них боль и потрясение, признание вины и надежда на будущее, на ее прощение, но она не простила, она судила его самым строгим судом, замечая малейшие промахи. А он ей все простил… И кокетливую игру с цесаревичем, и пачкающие его имя дурные слухи в обществе об ее похождениях, и ревнивые разборки, которые она устраивала ему каждый раз, когда речь заходила о Тане, и позор, на который она обрекла его и его семью на венчании, - все, даже о чем не знал! Еще одни глаза, серые, печальные…Таня! Любившая Андрея беззаветно, готовая отдать за него жизнь. Почему-то вспоминаются самые стыдные моменты, когда она невольно мучила бесправную девушку и не понимала этого. С ее подачи Андрей выгнал мать своего ребенка в чужое поместье, собирался выдать замуж за Никиту. Теперь ее саму хозяин выдает замуж, чтобы угодить Нелидовой. Только она не беременна и вряд ли когда забеременеет. Слишком часто и долго пользовалась новейшими средствами предохранения, чтобы сохранить привлекательность для хозяина и не лишиться своего положения. Теперь Бог судит ее тем судом, которым она сама судила Андрея и Таню… Не умеющий прощать, прощен не будет, все вернется к своим истокам. Думала ли она об Императрице, став фавориткой Императора? Не больше, чем думала о принцессе Мари, когда требовала утешения от цесаревича. А Миша? Он так и не узнал, что мог погибнуть по ее вине. Ему она изливала душу, его поддержкой пользовалась, но сама не сумела порадоваться его счастью, поддержать его общественную деятельность, пути их разошлись. Всегда, всегда она думала только о себе, в первую очередь, не понимала и не чувствовала чужой боли или радости, ограничиваясь формальным выражением сочувствия. Теперь, когда ей плохо, кто поймет ее? Свет? О, сколько радости она увидит в глазах придворных, когда узнают об ее отставке, светские сплетники и сплетницы перемоют ей косточки дочиста! Муж? Чужой, незнакомый человек, с которым придется делить ложе и кров? - Вам плохо? – кто-то трясет ее за плечи, вынуждая открыть глаза. - Андрей? Ты…ты…- княжна падает в объятия темноволосого мужчины в сером сюртуке и теряет сознание.
- Андрей…как я рада, - холодный палец касается теплой кожи родного лица, - ты… жив… Что ты так смотришь? Это же я, твоя Наташа Репнина… - Сударыня, простите великодушно, но мы разве знакомы? - молодой мужчина, своевременно подхвативший падавшую даму и уложивший ее на диван в коридорчике приемной Императора, с любопытством разглядывает незнакомку. – Я не был в Петербурге лет десять и приехал только сегодня. - Вот как? Наташа приподнимается, внимательно разглядывая собеседника. Неужели она сходит с ума? Перед ней Андрей, живой и здоровый. Его волосы, его лицо, его улыбка, его стать, его мягкий голос, вот только очков нет и глаза… темные, даже черные, как ночь. - Простите! – волной накатывает смущение, - Вы очень похожи на …одного человека, как две капли воды. Только глаза другие. Как вас зовут? - Разрешите представиться, князь Андрей Павлович Долгорукий, консул … Она вскрикивает, снова пристально смотрит ему в лицо. - Андрей Долгорукий! - Да, Андрей Павлович Долгорукий, - князь слегка наклоняет голову, удивляясь все больше и больше странной реакции девушки. - У вас нет родни в Двугорском уезде? Петр Михайлович Долгорукий вам не родственник? - О, родственников у меня много! – смеется Андрей, - Петр Михайлович вроде как моему отцу двоюродным братом приходился. Знаю, что умер недавно, отец на похороны приезжал. Но я ни с кем из своей родни в России не знаком. - Это судьба! – Наташа плачет, не скрывая слез. – Не сочтите меня за сумасшедшую. Тот человек, мой жених…он погиб…его тоже звали Андреем. Андрей Долгорукий, сын вашего дяди Петра Михайловича. И когда я увидела вас… - Понятно. Мне жаль, что я невольно расстроил вас своим появлением, - он делает движение встать, но она торопливо хватает его за руку. - Не уходите…Прошу вас, я не могу остаться сейчас одна! Только не сейчас, когда я раздавлена и разбита! - Конечно! Если я могу чем-то помочь…- снова садится рядом на диванчик. – Понимаю, трудно довериться незнакомому человеку… - Мне кажется, я вас знаю давным - давно! - Тогда, может быть, расскажете, что с вами случилось? Несколько секунд она сидит в полной растерянности, затем, собравшись с духом и преодолевая стыд, наклоняется и шепчет ему на ухо несколько слов. - О! – не знает как реагировать на откровенное признание Долгорукий. - Вы осуждаете... Я знаю, я навсегда в глазах света опорочена… - Кто я такой, чтобы судить вас? - взгляд князя полон сочувствия. - Безгрешных людей не бывает, у каждого своя расплата. Мнение света ничего не значит. - Как хорошо вы это сказали, про расплату! Пришло время платить по счетам. Вот вы не стали судить, а я…судила, всех судила, кроме себя самой. Жениху не простила ошибки… - Бывают ошибки, которые нельзя исправить и простить, - тихий глухой голос князя прерывается от волнения, - которые остаются вечным укором в памяти… - Сейчас я бы простила измену, - не соглашается княжна, хлюпнув носом, - сейчас я приняла бы его ребенка, как родного. Сейчас я понимаю, что сама толкнула его к Тане, к крепостной, поссорившись из-за пустяка в трудную для него минуту. - Он вам изменял с крепостной? – взволнованно переспрашивает князь, прикладывая руку к сердцу, словно желая замедлить его биение. - Ннет… не изменял. Все было до того, как он сделал мне предложение, и потом, когда думал разорвать помолвку из-за моего…небезупречного поведения. Однако он клялся, что там все кончено, но… - Вы ему не верили? - И верила, и не верила. Таня ждала ребенка, он проявлял о ней заботу, а я…устраивала им сцены. - И чем все закончилось? - Я убежала из церкви во время венчания, он…погиб в тот же день. Нелепо, обидно, трагично… Самое страшное, я не простилась с ним, не попросила прощения, отправилась во дворец на поиски новой любви, а его даже не успели отпеть… Наташа смахивает слезы с лица, чувствуя странное облегчение, и с благодарностью смотрит на Андрея. - Спасибо, что выслушали. Такое ощущение, что говорю со своим Андреем, он умел слушать. Ох, простите, Андрей Павлович! Но…что с вами? Ее тревога не напрасна. На побелевшем лице князя появляется горькая усмешка, глаза словно светлеют от мучительной боли. - Это и есть ошибка, которую не поправить, не простить. Поздно, слишком поздно мы понимаем цену прощения и милосердия. Я тоже понял, когда ничего уже нельзя было исправить. Ваша история похожа на мою. Я тоже полюбил свою крепостную, она тоже ждала ребенка, но я не решался жениться на ней. Были безумцы, рискнувшие бросить вызов обществу, даже среди моих друзей, но я был молод, тщеславен и жаждал дипломатической карьеры, а для таких честолюбцев мнение света – закон. Свет никогда не принял бы мою бедную Лизу. Она была простой крестьянкой, без манер и французского, но обладала единственным талантом – любила меня самозабвенно и бескорыстно, согласна была на все, лишь бы быть рядом со мной, а я не понимал, каким сокровищем наградила меня судьба. Была у меня, разумеется, невеста, богатая и знатная, с большими связями. Все прочили нам счастливое будущее, но однажды моя невеста получила письмо, в котором «доброжелатель» сообщил о моей тайне... Слушавшая с жадным любопытством Наташа, хватает князя за руку. - И? - Она порвала со мной. Сразу же. И через два месяца вышла замуж. - Как вы это пережили? - Было неприятно и больно, но, поразмыслив, я понял, что все было к лучшему. Бог избавил меня от лживой жизни с чуждой мне женщиной. - Вы остались с Лизой? - Нет, она умерла родами, еще до разрыва помолвки. - А ребенок? - Моя дочь – мое утешение! Я признал ее, она живет со мной. - У вас есть хотя бы дочь от любимой женщины. А у меня…пустота, я даже ребенка не смогу иметь. Теперь, когда я прозрела … - Послушайте, Натали, вам не кажется, что наша встреча не случайна? - Я уверена, что вас мне послал Господь как прощение. С вами легко, не страшно и не стыдно. Не покидайте меня, Андрей…Павлович! - Не знаю, то ли время пришло, то ли ваше отчаяние тому причиной, но вы – первая женщина, которая пробила брешь в моем долгом затворничестве. Если так странно свела нас, похожих друг на друга, судьба в этом месте, может быть, стоит не разлучаться? Вы любите своего нынешнего жениха? – Наташа содрогается в ужасе. - Понятно. Хотите поехать со мной в Лондон, куда я получил назначение, в качестве княгини Долгорукой? - Да хоть в Париж, в Вену, в деревню, куда угодно, лишь бы отсюда подальше и с вами! Судьба дает второй шанс, и я обязана им воспользоваться! - Вы отважны! – улыбается князь. – У нас будет время узнать друг друга ближе, а пока… - Вы куда? - Решим проблему с вашим женихом, не могу же я жениться на чужой невесте. Ждите здесь. Не дожидаясь ответа, князь Долгорукий скрывается в приемной Императора, Наташа терпеливо ждет в коридоре. Она то улыбается, то хмурится, рассматривая серьги, то сжимает, то разжимает кулачки. - Заждались? – возвращается Долгорукий и отвечает улыбкой на вопросительный взгляд. - Все хорошо. Полковник Заморенов не придет к вам вечером. Завтра утром мы обвенчаемся и сразу отправимся в путь. Как вам такой вариант? - Прекрасный вариант! – счастливо улыбается Наташа и спохватывается. - Осталось одно маленькое дельце. Открывает дверь в приемную и, дождавшись, когда адъютант обратит на нее насмешливый взгляд, швыряет серьги ему под ноги. - Передайте подарок Его Величеству, - грозит пальцем, - проверю, вдруг украл! Адъютант вспыхивает, как огонь, Наташа, мстительно улыбаясь, захлопывает за собой дверь.
Опавшие желтые листья ковром устилают аллею, мягко шуршат под ногами, словно шепчут сказку об осени – нежной, чарующей, избегающей кричащих красок бурной весны, дерзкого летнего солнца. Осень прячется в тишине уходящего на покой леса, таится в высоком небе прощальными криками журавлей. Алеют плети дикого винограда, на листьях смородины расцветает нежный румянец, стройный ясень на опушке леса одет в прекрасный плащ из бесчисленного множества неуловимых золотисто-зеленоватых полутонов, излучающих потоки спокойного света, ажурные листья то резко чеканятся на темной коре ствола и ветвей, то, повиснув в неподвижном воздухе, кажутся полупрозрачными, сказочно-огненными. Музыка осени чудесна, с необычайным богатством и гармонией красок. Такая богатая тональность, такая тонкая красота пронизывает природу, что хочется плакать от восторга, птицей взлететь в утреннее небо и петь, петь, петь… Душа, как никогда, переполнена музыкой, кажется, еще чуть–чуть, и оформится главная тема о чем-то важном, невыразимом… - Вот вы где! Анна, мы искали вас! Соня и Никита, молодожены. Веселые, счастливые и от счастья чуточку слепые и глухие ко всему, что не есть они сами. Со дня свадьбы их было не видно и не слышно, медовый месяц давно перевалил календарные рамки. - Анна Александровна, - степенно начинает Никита, снимая картуз, но… - Анна, милая, мы с важным разговором пришли, - перебивает улыбающаяся Соня, бодрая и свежая, несмотря на ранний час. – Вот, уезжаем в Двугорское, пока дожди дороги не размыли. Анна озадаченно смотрит то на нее, то на Никиту, ничего не понимая. - Хорошо у вас тут, но домой надо, - продолжает Соня, - поместье совсем в упадок пришло. Таня пишет, жить не на что. Увожу с собой Никиту, хочу на хозяйство поставить, отпустите? - Да и мне охота на родные места взглянуть, с Варварой повидаться, - поддерживает жену Никита. - Кто же может удержать тебя! – вздыхает Анна. – Жаль только… - Да вы не беспокойтесь! На заводе мужика крепкого на правление определил, все своим чином пойдет. Я тоже не на век еду. Вот поправим дела в поместье Долгоруких, в усадьбу к Владимиру Ивановичу загляну, посмотрю, как там опекунский совет заправляет, и вам отпишу. Как-никак, имущество его наследника, все должно быть как надо. Бог даст, на сезон скачек, на следующий год сюда обязательно приеду! - Знаю, ты все продумал, Никита. Не то хотела сказать… жаль с хорошим другом расставаться, вот что! - И мне жаль, - он вдруг резко и низко, в пояс, кланяется Анне. – Никогда не забуду, как вы мою жизнь перевернули. Свободу благодаря вам получил, в поместье сюда меня взяли, здесь на ноги крепко встал, жизни научился. Знаковый вы человек в моей судьбе, до самой смерти, чем смогу, служить вам буду. - Будет тебе, - машет рукой растроганная Анна, - своя голова на плечах – ума палата. Езжайте с Богом! Я там гостинцы Варваре собрала, все отослать собиралась… - Передадим, - заверила Соня, - обрадуется. Она совсем старенькая стала, часто болеет. - Если надумаешь вернуться, Никитушка, и Варвара захочет, привезешь ее? - Захочет - вряд ли, но если что - привезу. Ну, пора нам. Позавтракаем, и в путь! - Пойдемте завтракать вместе, Миша наверняка уже встал, - Анна подхватывает обоих под руки, направляясь к дому, - напоследок хоть насмотрюсь на вас, мои хорошие!
Полная луна струит свой бледный свет в зашторенные окна, и потому в гостиной, где у рояля сидит, бессмысленно перебирая клавиши, Анна, темно. Звуки гулко умирают в темноте, не рождая музыки, и Анна с досадой закрывает крышку рояля: тщетно, все тщетно, не удается вспомнить тему, которая звучала в душе утром. От бесплодных попыток разболелась голова, и мысль, что никогда больше ей не взлететь до вершины, где рождается гармония, лишь усиливает боль. Музыка снова ушла… Неужели навсегда? - Ты только послушай! – в гостиную входит Михаил, держа в одной руке подсвечник с зажженной свечой, в другой - лист белой бумаги. – Письмо от Натальи, из Лондона. Он ставит подсвечник на рояль, легко приподнимает жену с табуретки, садится сам и усаживает ее на колени, целует пышную макушку. - «Я счастлива! Миша, я так счастлива! Пишу тебе, зная, что ты порадуешься за меня и простишь, как всегда прощал мои заблуждения. Ты, как всегда, был прав, мой мудрый брат: жизнь при Дворе – не для меня, не моя жизнь. Сколько удовольствия я получаю сейчас от каждого прожитого дня рядом с мужем и приемной дочерью и как хорошо я понимаю сейчас тебя и твою жизнь в деревне...» Анна молча слушает и кивает, улыбаясь, когда Михаил прерывает чтение, чтобы взглянуть на нее. - Я и в самом деле рад, что она покинула Двор. И Андрей…надо было появиться Андрею Долгорукому, чтобы сделать мою сестру счастливой! Аня, что с тобой? - А что со мной? – делает большие глаза Анна. - Ты меня не обманешь. Глаза грустные и бледненькая такая. Что-то случилось? - Ничего не случилось, Мишенька, - старательно ерошит мужу волосы Анна и смеется, оглядывая вздыбленную прическу, - голова немного болит, только и всего. За Наташу я очень рада! - Только и всего, - ворчит Михаил и задумывается на мгновение. – Знаешь, что? Засиделись мы с тобой в деревне, ноябрь на дворе. Пора перебираться в Москву, давно все зовут. Встряхнешься, займешься постановкой, а там посмотрим. Анна согласно кивает, удобнее устраивается в объятиях мужа и закрывает глаза. - Вот и славно! Пойдем спать, милая. Он задувает свечу и в полной темноте осторожно несет любимую в спальню.
Отправлено: 28.12.11 05:30. Заголовок: Сцена вторая Над М..
Сцена вторая
Над Москвой лениво кружит крупными пушистыми снежинками ранний вечер, надежно укрывая дома, площади, широкие и узкие улочки белым теплым покрывалом и тьмой. Впрочем, в сгустившихся сумерках снежный покров чудится почти синим, низкое небо темно-серым, а дома, как близнецы-братья, одинаковыми, с нахлобученными снежными шапками на крышах. Легкий морозец, словно в шутку, покусывает лоб и щеки, напоминая, что пора в спасительное тепло дома. Дворник Матвей оглядывает чисто вычищенный двор, переводит взор на крышу господского дома и досадливо крякает, прикидывая, сколько времени потребуется для ее очистки. Решив отложить уборку крыши до утра, вскидывает лопату на плечо и идет к себе, в дворницкую, но за воротами слышится шуршание полозьев, останавливаются небольшие сани, и Матвей, ругнувшись про себя на суетных гостей, которым дома не сидится на ночь глядя, поворачивается к выпрыгнувшему из-под медвежьей дохи господину в низко надвинутой на лоб лисьей шапке. - Хозяева дома? - Где ж им быть в поздний час? Дома, вестимо, - степенно откликается дворник, разглядывая незваного гостя. - Хорошо, мне срочно нужно их видеть. - Дык, это…пожалуйте за мной, господин хороший. Как доложить прикажете? - Нет, если позволишь, я сам, сюрпризом, - взбегая на крыльцо и дергая за колокольчик, весело кричит гость. – Займись лошадьми, голубчик, я на весь вечер. - Дык, как же-с! – чешет голову Матвей, опасаясь недовольства хозяина, но гость уже входит в открывшуюся дверь.
Большая гостиная в московском доме Репниных-Оболенских. В камине жарким пламенем потрескивают дрова, отдавая тепло нарядно убранной комнате, посреди которой стоит пушистая ель под самый потолок. На огромном столе установлен массивный канделябр с десятком свечей, ярко освещающих царивший на столе беспорядок: вперемежку лежат куски материи и разноцветной бумаги, блюда с орехами, конфетами и изюмом, яблоками и грушами, кисти, краски, баночки с клейстером, куколки-скелетцы, без шеи и с ногами на шарнирах, разбросанные тут и там. Сидящие за столом дети сосредоточены каждый на своем занятии: трое мальчиков, лет двенадцати-тринадцати, старательно прикрываясь друг от друга локтями, пишут новогодние пожелания на клочках белой бумаги и, свернув записки в тоненькие трубочки, вкладывают их в кармашки разодетых в красочные костюмы куколок; белокурая девочка, лет десяти, увлеченно клеит коробочки, наполняет их конфетами и изюмом и привязывает к ним ниточные петельки, пятилетняя малышка с черными кудряшками, высунув от усердия язык, заворачивает грецкие орехи в золотую бумагу. Непривычная тишина, редкая гостья в доме, изредка прерывается сдавленным детским смешком, настолько интригующим, что желание читать пропадает, и князь Оболенский, отложив газету, с удовольствием смотрит на детей и на жену, ловко орудующую иголкой. На стуле рядом с ее креслом у окна высится груда нарядных костюмов. Какие костюмы и кому, не различить. Каждый получит свой пакет перед самым маскарадом, оденется и обнаружит в карманчике сладкий пряник с именной надписью, а потом начнется игра – «Узнай меня». - Надеюсь, в этот раз ты меня Бабой-Ягой не оденешь? – подкрадывается к затейнице Михаил. - Не надейся! Кто еще, кроме тебя, так высоко на помеле детей катает? – сурово отвечает Анна, пряча под ресницами озорные смешинки в глазах. - Два года подряд Бабкой-Ежкой?! Прошлый раз шею чуть не свернули! Взбунтуюсь! Выверну шубу наизнанку, овечкой прикинусь, будешь знать, как мужа наряжать во всякую нечисть! - Тогда вообще ничего не получишь! – сердито сдвигает брови княгиня и демонстративно втыкает иголку в седой парик, висящий на спинке стула. - Ладно, ладно, - соглашается несчастный муж и обидчиво поджимает губы. – Сама-то Морозом Ивановичем прошлый год была! - А позапрошлый год – лешим, а ты был Султаном! Забыл? – торжествуя, напоминает Анна. - Анечка, а можно мне в этот раз Бабом-Ягом нарядиться? – подлизывается Михаил, целуя исколотые пальчики жены, - Хоть в штанах ... - Папенька, - прерывает приятную супружескую беседу звонкий голосок Настеньки, - я все корзиночки наполнила, можно вешать. - А я все олешки завелнула, - сообщает малышка и бежит к елке, - вешать буду! - Ну-с, тогда приступим к самому важному! Все - к елке! Дети с радостным визгом окружают лесную красавицу со всех сторон и принимаются украшать ветви своими изделиями снизу, куда дотянутся, с завистью глядя, как папа Миша развешивает сверху самое вкусное – яблоки, груши, фигурки зверей, отлитые из шоколада, веточки винограда, большие леденцы на ниточке. Но больше всего их волнуют таинственные красные мешочки, в которые Мороз Иванович, как обычно, положит подарки хорошим мальчикам и девочкам.
- Какая красивая елка! Подготовка к Рождеству в благородном семействе, вижу, в разгаре! Шумная суета разом прекращается, все удивленно смотрят на улыбающегося статного мужчину в сером сюртуке и щегольском желтом галстуке, стоящего в дверях, опершись плечом о косяк и сложив руки на груди, судя по всему, довольно продолжительное время. - Ваше Высочество! – спохватывается хозяин дома, Анна поспешно встает с кресла и делает книксен, девочки, глядя на нее, старательно повторяют движения, а мальчики вытягиваются во весь рост и застывают. - Сюрприз удался! Вольно, господа! – смеется Наследник, - Напоите чаем? Замерз, пока к вам добирался. - Конечно, Ваше Высочество! Дети, на сегодня закончим. Уборкой стола займемся завтра, сейчас – мыть руки и ужинать. Я оставлю вас, - улыбается мужу и гостю Анна, - через десять минут жду к столу. - Если к чаю добавить ужин, совсем хорошо! Не так ли, молодые люди? – подмигивает высокий гость детям, чем мгновенно возвращает в гостиную атмосферу непринужденного веселья, и останавливает направившуюся к выходу хозяйку. – Кстати, познакомьте меня с молодежью. Помнится, у вас, друзья, есть сын и дочь? - – Милая, не уходи, ужин подождет, - Оболенский, жестом приглашает присесть цесаревича на широкий диван у камина и подзывает к себе детвору. - Позвольте угадаю, - Александр Николаевич с интересом смотрит на белокурого тоненького мальчика с зелеными глазами, - Петя? На папеньку похож, очень! Петя радостно вспыхивает, влюбленно глядя на отца. - А эта красавица – Настя? – девочка смущается от ласкового прикосновения гостя и потому что ее впервые назвали красавицей. - Дядя, а я Катя! – кудрявая малышка смело подбегает к дивану. – Смотлите, я олешками елку уклашала! - Катюша! – пытается остановить девочку Анна, но цесаревич подхватывает ребенка и сажает на колено. - Ничего, ничего, пусть посидит со мной. Кто же эта прелесть? - Это Катюша Долгорукая, приемная дочь Натальи. Ее муж, Андрей Павлович Долгорукий, сейчас на Балканах по служебным делам, сестра поехала с ним. Катюша пока поживет с нами. - Вот как? Понимаю. На Балканах сейчас неспокойно. - Володя Корф, - Анна подталкивает вперед рослого, чуть сутуловатого черноволосого подростка. - Корф? Да-да, я знаю, что он стал членом вашей семьи, пока отец … - слегка замявшись, продолжает, - Вылитый Владимир! Володя зорко улавливает секундное замешательство важного гостя и опускает глаза, скрывая блеснувшую слезу. - Андрюша Долгорукий, сын Андрея Долгорукого из Двугорского. Софья Петровна, его тетя и опекунша, отправила его к нам в Москву учиться. - Хорошее дело! – одобрительно смотрит на невысокого голубоглазого паренька цесаревич. - Кем ты хочешь стать, Андрей? - Гусаром! У них усы и сабля в-о-о-т такая! - гордо восклицает мальчик, показывая руками, какой длины сабля бывает у гусар. - И я, и я гусаром! – выпаливает Петя. – Мы с Андрюшкой сначала в кадетский корпус учиться пойдем осенью, а потом сразу на Кавказ, служить Отечеству! Анна и Михаил, впервые слыша о Кавказе, переглядываются, дивясь столь неожиданному воинственному порыву. - Будущее империи в надежных руках! – смеется Александр Николаевич, покачивая на колене Катюшу. – А Володя, ты тоже в гусары хочешь? - Нет, - тихо отвечает мальчик. – Я хочу строить железные дороги и паровозы. Я в гимназию пойду. - Железные дороги? Ты знаешь о железных дорогах? - Знаю, - снисходительно улыбается удивлению гостя Володя. – У дяди Миши в журнале картинку видел. Паровозы сильнее лошадей и едут быстро. - Не ожидал, не ожидал, - качает головой цесаревич, - приятно, что молодые люди вроде тебя, Володя, о будущем Отечества думают. Нам нужны паровозы, дороги, машины… Многое нужно стране. Молодец! - А гусары разве не нужны? – с ревнивой обидой смотрят на Его Высочество Петя и Андрей. - Нужны! И инженеры нужны, чтобы строить могущество Империи, и гусары, чтобы это могущество защищать с оружием в руках… - …А еще будущим инженерам и воинам надо вовремя ужинать и ложиться спать, чтобы вырасти сильными и здоровыми, - подхватывает Анна, вставая. Александр Николаевич спускает Катю с колен и весело подмигивает приунывшим мальчикам: - Спокойной ночи, молодые люди! Кстати, я не сказал? Мы с Ее Высочеством сбежали из столицы, чтобы встретить Рождество в Москве скромно, по-семейному, и подумали, что неплохо было бы пригласить старых друзей в Кремль на елку и катание на коньках. Ваша дружная команда - отличная компания моим Никсу и Сашке. Мороз Иванович обещался быть с подарками. Михаил Александрович, Анна Александровна, как вам это предложение? - Ура! В Кремль! – бурно веселятся дети, однако, заметив раздумье старших, умоляюще смотрят на них. – Ну, пожалуйста, папенька! - МаАнна, пожалуйста! - Дядя Миша, мы будем хорошо себя вести! - Маменька, я уже спать бегу! - Так и быть, Ваше Высочество, мы принимаем ваше предложение с глубокой благодарностью, - соглашается с важным видом Михаил. - Но как же наш семейный маскарад -угадайка? - Маскарад, да еще угадайка? Хорошее дело! – с энтузиазмом потирает руки Наследник. – После катка и обеда сразу к вам! Идет? - Ура! – радостно прыгают дети. Под выразительным взглядом Михаила разбушевавшаяся детвора, наконец, прощается с любезным гостем и уходит, подгоняемая Анной.
- Угомонились, Слава Богу! - отвечает на вопросительный взгляд мужа Анна, войдя в столовую, где после сытного ужина расположились с бокалами в руках Оболенский и цесаревич. - Садись, Аннушка. Бокал вина? Превосходный херес из Андалузии, подарок Его Высочества по случаю встречи. - Спасибо, с удовольствием. Анна присаживается рядом с мужем на диванчик и принимает из его рук бокал с темно-красной густой жидкостью. Вкус вина, изысканный, нежный, мягкий, с пикантной солоноватостью, приятно удивляет, и она с удовольствием выпивает несколько глотков. - Прошу прощения! Взбудоражил детей своим появлением. Следовало подождать с визитом до утра, но не утерпел, хотелось снова окунуться в прошлое, вспомнить молодость. У вас здесь все по-прежнему в доме, ничего не изменилось. Эх, было времечко! Помните, как мы Кайзерлинга разыграли, какие волшебные спектакли смотрели в Малом театре?! Александр Николаевич запрокидывает голову, неторопливо рассматривая небольшую, уютную комнату и предаваясь воспоминаниям. - Как поживаете, милая кузина? – останавливается его теплый взгляд на безмятежном лице Анны. - Не сказать, как рад вас видеть после стольких лет разлуки! Годы не властны над истинной красотой, вы все так же ослепительно хороши! Я скучал. - Вы бессовестно льстите, Ваше Высочество, но мне приятно, - чуть кокетливо улыбается Анна, лукаво поглядывая на мужа. - Льщу? Ничуть. Я правдив, как сам Иисус, в этом вопросе. Верно, Мишель? Оболенский утвердительно кивает, предусмотрительно притягивая жену к себе поближе, что не остается незамеченным. - Князь, простите мои восторги, но я, в самом деле, нахожу вашу супругу чудесной красавицей. Счастливец! - Знаю. Потому с вами, Ваше Высочество, надо держать ухо востро, - невозмутимо парирует Михаил, - иначе без дуэли не обойдется. - Увы! – с напускной горестью вздыхает Наследник, - Куда, куда вы удалились… - …моей весны златые дни, - одновременно подхватывают, смеясь, Анна и Михаил. - Вот именно! Расскажите лучше о себе, кузина. По-прежнему музицируете, сочиняете? Давно не слышал вашего пения. Побалуете родственника новым романсом? - И я скажу – увы! Слишком коротки сутки, слишком много приятных хлопот, ведь главное – семья! Давно не играю, дети забирают все время. Анна беззаботно улыбается, невольно пряча глаза, но Александр успевает заметить, как мгновенно гаснут озорные огоньки за длинными густыми ресницами. Ей пришлось отказаться от своего дара, добровольно – принудительно, в чем она никогда не признается! В сердце закрадывается горячее чувство жалости к ней и становится неловко за свою опрометчиво высказанную просьбу, задевшую глубокую, незаживающую рану в ее душе. - Да, конечно. Так уж повелось, чем старше мы становимся, тем большим жертвуем ради главного, - торопливо соглашается он. - Не такая уж большая жертва, - слабо протестует Анна. – Гораздо больше мы переживаем по поводу закрытия еженедельника. - Я в курсе, что «Свечу» месяц назад закрыли, - кивает Александр, переходя к менее болезненной, как ему кажется, теме. – Но, Мишель, о чем вы думали, когда печатали статьи о коррупции в армии? Нашли время! Сейчас, когда вся Европа сидит на пороховой бочке! - Знаю. Я молюсь, чтобы новый, пятьдесят третий год прошел мирно, - Оболенский ставит свой бокал на стол и поднимается, мрачнея, – но только слепой и глухой не чувствует, как Россия на всех парах несется навстречу новой войне, войне, в которой у нас нет шансов победить! Ваше Высочество, - распаляется он все более и более, - неужели вы не видите, как граф Нессельроде, человек без роду и племени, беспомощен в политике? Он не понимает, что Англия и Франция ушли далеко вперед в своем развитии, что их политические аппетиты растут, как на дрожжах, что у России не осталось союзников! - Успокойтесь, князь, что вы, в самом деле, - горько усмехается Наследник, не ожидавший, что снова наступит на больную мозоль, теперь уже хозяина дома. – Дело не в графе, он всю жизнь только и делал, что угадывал, куда склоняется воля монарха, за то и сидит в своем кресле. Ни подсказать, ни ошибки исправить он не может, а, к сожалению, Его Величество самонадеянно полагает, что Европа еще живет прошлым и по-прежнему боится России, он не замечает перемен. - Ну, хорошо, пусть не работает должным образом внешнеполитический аспект, но российская армия? Как может Его Величество полагаться на князя Чернышева, царедворца, который готовит армию не для войны, а для парадов?! Солдаты маршируют по плацу, но не умеют воевать! Чернышев выделяет десять патронов на солдата в год – это называется обучением стрельбе?! О транспорте, о наших дорогах даже вспоминать не хочется! Легче солдат в Европу отправить, чем в Крым. Оружие, продовольствие тонут в грязи, едут по трупам волов. А флот? Наш флот перед английским флотом, с которым придется воевать, выглядит, как лилипут перед Гулливером!
Отправлено: 23.02.12 23:09. Заголовок: Михаил нервно ходит ..
Михаил нервно ходит по комнате, теребя волосы на затылке и не замечая встревоженных взглядов жены. - Я хотел, чтобы меня услышали… - Вас услышали, Мишель, - примирительно улыбается Александр. - И закрыли журнал! - Закрыли. И правильно сделали! Сейчас не время критиковать, надо исправлять положение! - Как?! Если правительство всем довольно?! - Вот за этим я к вам и приехал, Мишель! - Я сразу поняла, что не только за тем, чтобы пригласить нас на елку в Кремль, - мягко берет мужа под руку Анна. – Садись, Миша, успокойся. Послушаем Александра Николаевича. Оболенский молча подчиняется, садится снова на диванчик и благодарно сжимает теплые, ласковые ладошки жены: какие бы кошки ни скребли на сердце, спокойный взгляд родных глаз и нежная улыбка всегда действуют успокаивающе, внушают надежду на лучшее. Анна – лучшее, что было и есть в его жизни. - Я весь внимание, Ваше Высочество! – уже шутливо козыряет он. - Воевать нам придется неизбежно, - серьезно смотрит на него цесаревич, не принимая шутливого тона. – Его Величество понимает, что не все ладно в армии и в обществе, коррупция разъедает страну. Ему кажется, что во всей империи не воруем только он да я. Но ведь это не так! Есть честные и порядочные люди, которым небезразлична судьба России, вы только что доказали это, Мишель! - Я не говорил, что их нет, - становится вновь серьезным князь. – Я говорю о том, что ничего не делается наверху, ни-че-го! - Это не так! Император хочет получить достоверную информацию о состоянии дел в армии. Мне удалось убедить Его Величество создать комиссию из видных общественных деятелей, которая будет работать параллельно с армейским штабом. Мы должны получить объективные данные и сделать соответствующие выводы, если успеем до начала военных действий. Возглавите комиссию вы, князь Оболенский. - Я?! – с неподдельным изумлением впивается взглядом в невозмутимо-бесстрастное лицо гостя Михаил. – Шутите, Ваше Высочество? Чтобы Император согласился с опальным литератором?! Я скорее в существование леших и ведьм поверю, чем в его благосклонность! - А кто говорит о благосклонности? Не мечтайте, мой друг! Для Его Величества ваша персона весьма неблагонадежна и нежелательна… - Вот, видите! - Не перебивайте меня, что за манеры, князь! Да, вы не в любимчиках, но Его Величество понимает, что в минуту опасности рядом должны быть преданные и честные люди. Вы нужны МНЕ, князь! Медлить нельзя, надо приниматься и вдруг за все - за дороги, за оружейные, пушечные, пороховые заводы, за медицинские факультеты и госпитали, за кадетские корпуса и торговлю, за крестьян, чиновников, дворян, за взятки, роскошь, пенсии, аренды, финансы… За все, за все! И начинать надо с изучения истинного положения дел. Кто, как не вы, критически настроенный по отношению к власти и болеющий душой за страну, сможете обеспечить объективность работы комиссии? Вы – со мной? Вы - мой человек? Лицо Оболенского светлеет, в глазах вспыхивает огонь надежды. Князь рывком поднимается с места, не выпуская руки жены. - Да! Ваше Высочество, я готов служить вам до гроба! - Не сомневался в этом, Мишель. Вашу руку! – мужчины скрепляют согласие крепким рукопожатием. – Придется переехать в столицу, друзья. Михаил кивает и с некоторой озабоченностью смотрит на взволнованную Анну, слегка опасаясь ее реакции на то, с какой легкостью он согласился изменить жизнь семьи, не посоветовавшись с ней. Но Анна, как всегда, оказывается на высоте. - Когда ехать? – деловито спрашивает она, пряча волнение и страх. - Чем скорее, милая кузина, тем лучше. Вот отпразднуем праздник и приступайте к сборам. - Но как же? Собраться, подготовить дом в Петербурге, там давно никто не живет... - Все уже сделано, Анна, - улыбается Александр. – Перед отъездом в Москву я распорядился привести ваш дом в порядок, отремонтировать, что нужно. Так что вас ждет приятный сюрприз! Недели на сборы хватит? Князь и княгиня переглядываются и дружно кивают. - Отлично! Через неделю жду вас, Мишель, в своем кабинете в столице. А завтра – в Кремле. И Мари ждет не дождется встречи с вами, Анна. Большие часы на стене мелодично отбивают полночь. - Однако! Как я засиделся у вас! - Я тоже рада встретиться с Ее Высочеством, - вслед за гостем встает Анна. - Прошу прощения, но пожалуйста, уделите еще минуту внимания, Ваше Высочество! Нет ли сведений об экспедиции, в которой принимал участие барон Корф? Уже год, как от него нет писем, и Володя очень переживает. - Верно! – поддерживает жену Михаил. – Я несколько раз запрашивал министерство, но ответа не дождались. - Экспедиция, насколько я знаю, вернулась месяц назад, - хмурится цесаревич. – К сожалению, она не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Что касается барона Корфа, то его среди вернувшихся участников нет... Краем глаза Анна успевает заметить тень, мелькнувшую в проеме приоткрытой двери. Сделав знак молчать, торопливо выходит в коридор, ведущий к большой гостиной, осматривается и, не обнаружив ничего подозрительного, возвращается обратно, плотно притворив за собой дверь. - Так вот, - вполголоса продолжает Александр, - известно, что два офицера охранного отряда пропали год назад после посещения Канады, никто не знает, что с ними. Возможно предательство, возможно, им поручили новое задание, о котором я не знаю. - Предательство? Никогда в это не поверю! – недоверчиво качает головой Михаил. - Мне тоже хочется верить в лучшее, - вздыхает Наследник, - но другой информации у меня, к несчастью, нет. Попробую разузнать непосредственно у Его Величества, но за результат не ручаюсь. В любом случае попытка не пытка. Все, мне пора! - Я провожу вас, - Михаил зажигает новую свечку, ставит ее в подсвечник и открывает дверь в прихожую, - идемте, Ваше Высочество! - До встречи, милая кузина, - целует Анне руку цесаревич. Оставшись одна, Анна некоторое время стоит, задумавшись, затем решительно направляется к противоположной двери, ведущей во внутренние покои.
Широкий вестибюль в призрачном свете пляшущего от сквозняка пламени кажется огромной пещерой с причудливыми узорами-всполохами на стенах и темным, как пропасть, потолком. Светлый кусочек домотканой дорожки, словно нить Ариадны, прокладывает путь из кухни к лестнице в торце вестибюля, куда неслышно скользит, прикрывая ладонью свечу, Анна. Перед тем, как взойти на ступеньку, она останавливается, движимая неясным чувством - что-то не так. Вязкая тишина накрыла уснувший дом и словно ожила, затаила дыхание, скрывая какую-то загадку от бодрствующей женщины и пережидая ее бессонницу и жажду, заставившую спуститься вниз среди ночи. Тихо. Чего только не померещится в темноте! Усмехнувшись своим фантазиям, княгиня поднимается еще на одну ступеньку, однако тут же снова останавливается: явственно различимый короткий звук упавшего тела резко бьет по натянутым нервам. Анна стремглав бежит к гостиной, мимо которой только что прошла, и толкает рукой дверь. Свеча вспыхивает высоким пламенем, ярко освещая елку, возле нее высокий стул, на котором перевернута низенькая табуретка, и … лежащего на паркете Володю с неестественно подвернутой под себя ногой. - Володя! – бросается к нему Анна. Встав на колени и поставив на пол свечку, она приподнимает мальчика, ощупывает ногу и облегченно вздыхает – не сломана, не вывихнута, Слава Богу! - Ты ушибся? Где болит? Володя! – мальчик отворачивается, пряча руки за спиной. – Посмотри на меня! Он не шевелится. Анна решительно разворачивает его к себе. - Отвечай сейчас же! Тебе больно? - Нет, - выдавливает из себя Володя, упорно не поднимая головы. - Что случилось? Посмотри же на меня! Он поднимает к ней залитое слезами лицо, Анна заглядывает в слепые от боли глаза ребенка и невольно ежится. - Господи! Володенька! Иди сюда, садись, мой хороший! Володя покорно садится на стул и снова опускает голову, плечи его сотрясаются от беззвучных рыданий. Анна ласково гладит непослушные черные вихры, пережидая всплеск отчаяния, поднимает выпавшую из рук мальчика куколку – солдатика в серой шинели, со смешными пышными усами на круглом румяном лице. - Успокойся, дружок, все пройдет! Кости целы, синяки заживут. Ты залез на стул с табуреткой, чтобы достать свою куклу с елки, да? Володя кивает, всхлипывая. - А зачем? Забыл положить записку с заветным желанием? Он яростно мотает головой, вырывает из рук Анны куклу и бросает ее на пол. - Ты хотел забрать записку с желанием, так? – догадывается Анна. – Не хочешь, чтобы твое желание исполнилось? Но почему?! Лицо мальчика искажает злая гримаса. Он, как коршун, бросается к кукле, вытаскивает из кармана шинели клочок бумаги и рвет его на мелкие-мелкие кусочки. - Видеть его больше не хочу! Никогда! Он меня предал, предал! - Кто?! – теряется от неожиданной вспышки агрессии Анна. – Кто тебя предал? - Отец! Я слышал, я все слышал! Наследник сказал, все вернулись из экспедиции, кроме него! Он не захотел приехать за мной, бросил! Я не нужен ему, он никогда меня не любил! Обманщик, предатель, ненавижу! Дядя Миша любит своих детей, все отцы любят, а он предатель, предатель! Пусть бы утонул где-нибудь, пусть его разорвет на части! - Замолчи! – резко встряхивает узкие плечи мальчика Анна. – Не смей так говорить об отце! И смерти ему желать не смей, никому не смей! Отец тебя очень любил и любит, просто сейчас он не может вернуться! Вставай на колени рядом, повторяй за мной… Анна силой тянет его на пол. - Молись! Молись, чтобы Бог не услышал твои слова о смерти! Отче наш, Сущий на небесах… Володя, все еще всхлипывая, машинально повторяет слова молитвы. - …Спаси и сохрани его на всех путях! Аминь! – заканчивают они вместе и некоторое время молчат. - Он не вернулся…- упрямо шепчет мальчик. – Почему он не вернулся? - Ты не все слышал. - Все! - Подслушивать нехорошо, можно понять все превратно. Наследник ничего не знает наверняка, поверь мне. Он не знает о секретной миссии, но обещал все выяснить. Мы наберемся терпения… - И будем ждать, сколько понадобится! – продолжает мужской голос. Анна и Володя оборачиваются к двери. Княгиня поднимает выше свечу и с облегчением выдыхает, узнав в высокой фигуре мужа. - Прошу прощения, что невольно подслушал вашу молитву, - подходит к ним Михаил, - но, надеюсь, я понял все правильно. - Мы тебя разбудили? Прости…- встают с колен Анна и Володя. - Без тебя, дорогая жена, не спится! - разводит руками князь и обращается к Володе, - Пойдем, покажу тебе кое-что. - Что, дядя? – шмыгает носом мальчик, но в глазах мелькает интерес. - Увидишь! Михаил загадочно улыбается и обнимает его плечи. - А мне с вами можно? – просительно и чуть тревожно смотрит на мужа Анна. - Вообще-то, это наши мужские дела, - с преувеличенной серьезностью смотрит на жену Оболенский. – Но… желание женщины для настоящего мужчины – закон! Как думаешь, Володя? Возьмем МаАнну с собой? Володя поспешно кивает, ему нравится чувствовать себя настоящим мужчиной! - Отлично! Тогда пошли! Анна пропускает своих рыцарей вперед, сама чуть задерживается, на ходу поднимая солдатика и пристраивая его на нижней ветви елки.
- Вот это да! - не может сдержать удивления Володя при виде огромного сооружения в центре небольшой мансарды, в черных глазах его мгновенно просыхают слезы. Анна тоже с большим любопытством разглядывает незнакомое помещение. Так высоко, на чердак, ей ни разу не доводилось подниматься. Заброшенный уголок поражает своей вроде бы неуместной здесь ухоженностью: свежевыкрашенный белой краской пол, низенькие стены расписаны фантастическими морскими пейзажами, маленькое оконце застеклено и вымыто, кружевные шторки радуют глаз чистотой. И странный голубой шар… Крутится! Володя с восторгом обходит его, трепетно касаясь пальчиком поверхности. - Глобус! Это ведь глобус, дядя Миша? - Ну да, глобус. Точная копия нашей планеты, - взволнованный голос мальчика, явная заинтересованность жены сотворенным в тайне маленьким чудом вполне вознаграждают князя за многодневные труды. Что и говорить, сюрприз удался! Он и сам любуется четко обрисованными контурами материков, внутри которых ярко зеленеют пятна долин, пересекаемые извилистыми жилками рек, коричневатой неровной цепью возвышаются горы с остроконечными вершинами, желтеют огромные пустыни, а по синеве морей и океанов рассыпаются десятки крошечных корабликов. Внимание Володи привлекает один из них – трехмачтовый фрегат с трехцветным флагом Российской Империи. Он долго смотрит на него, затем решается потрогать и обнаруживает, что кораблик легко вынимается из сферы и также легко вставляется в незаметные отверстия. - Готовил вам с Петей подарок на Рождество, но так и быть, вручаю сейчас и пока тебе одному. Знаешь, почему? – улыбается Оболенский - Ннет...- сбитый с толку, Володя вопросительно смотрит на мужчину. - Хотел, чтобы ты воочию представил себе громадность мира, в котором мы живем, и понял, какие расстояния пришлось преодолеть твоему отцу. Ты только представь, сколько времени нужно кораблю, чтобы обогнуть целые континенты и пересечь океаны! - Так это из-за отца?! - мальчик хмурится и отворачивается от глобуса. - Другие же вернулись из похода, несмотря на расстояния! А он... не захотел. - Возможно все не так, как представляется твоей обиде. Что, если твой отец получил новое, важное и очень секретное задание? Мир стоит на пороге большой войны, мой мальчик. - Но навестить меня, хоть на пять минут, на минуту, он мог?! Ведь его экспедиция вернулась в Петербург! Это совсем рядом с нами, всего сутки пути! А написать за пять лет, хоть пару строк написать, что он меня любит, мог?! - Конечно, мог, если бы прибыл вместе с экспедицией, - умиротворяюще соглашается Михаил, словно не замечая ожесточения в голосе Володи. - Но что, если задание срочное, и он приступил к его исполнению задолго до окончания экспедиции? Что, если где-нибудь в незнакомой, еще никому неведомой стране, где ему поручили разведку, нет почты? Что, если вокруг враги, и он не мог выдать себя ни словом, ни жестом? - Так не бывает! Когда кого-то любишь, всегда найдется способ дать знать об этом! Михаил кивает, соглашаясь с не детским по сути своей утверждением мальчика. - А вот посмотри! - князь подводит его ближе к шару и указывает на еле заметную красную точку. - Это Москва, город, где живешь. Видишь, какая она маленькая? На огромной планете ее почти не видно! А теперь взгляни на неисследованные территории, куда не ступала нога человека! Это - север Америки и Канады Там нет городов, деревень, еды, потому что там - адский холод, почти вечный снег, дикие звери, убивающие все, что движется, чтобы выжить. - Но ведь мой отец не там, правда? - испуганно смотрит в глаза мужчины Володя. - Мы не знаем, - пожимает плечами Михаил, и у мальчика начинают дрожать губы.
Отправлено: 18.05.14 03:39. Заголовок: Когда затихает звук ..
Анна укоризненно смотрит на мужа. - Мы ничего не знаем, Володя, потому что возможно нам сейчас не положено знать всего. Надо просто верить и ждать, когда твой отец - сильный, упорный человек - пройдет свой трудный путь и вернется к нам, своей семье. Оболенский обнимает мальчика за плечи и ведет его вокруг глобуса, не переставая рассказывать о суровой природе дикого севера, о трудностях длительных переходов по морям и океанам. Он говорит о суровых охотниках, золотоискателях, ученых, не жалевших себя, одни ради богатства, другие ради ученых истин и открытий. Володя не сводит с него глаз, тревожных, изумленных, он готов слушать его вечно. Но Михаил, мельком взглянув на застывшую у глобуса жену, мягко заканчивает лекцию. - А теперь, дружок, пора спать. Жизнь - штука сложная, но Бог дал нам волшебное средство, чтобы справиться с ее сложностями. - Волшебное средство?! - Володя окончательно сконфужен и совсем -совсем по-мальчишечьи складывает руки домиком, умоляя дядю открыть ошеломительный секрет. - Надежда, - заговорщицки шепчет ему в ухо тот. - Самое верное средство - то, на что надеешься искренне и без сомнения, рано или поздно обязательно произойдет. Поверь мне. Я таким образом вернул себе безвозвратно потерянную любимую женщину. - Маму Аню, - понимающе кивает Володя. - Спасибо, дядь Миш. Ладно, я спать, МаАнна! Но на лестнице оборачивается: - Дядя Миша, а можно я завтра сам Пете подарок покажу? Я ему все-все расскажу, честное слово! - Можно, - улыбается Михаил, - иди уже!
Отправлено: 18.05.14 03:39. Заголовок: Когда затихает звук ..
Когда затихает звук шагов на лестнице, подходит к неподвижной Анне, все еще не отводящей взгляда от синей глади океанов, обнимает хрупкие плечи, заставляет ее вскинуть голову и заглядывает в темно-синие затуманенные глаза. - Где ты, жена моя? Где, в каких далях душеньку твою носит? Вернись ко мне, милая! Анна вздрагивает, взгляд ее становится осмысленным, она улыбается. - Вот не знала, что в тебе Шахерезада спит. Знаешь, я как будто побывала в немыслимых далях, ощутила себя струйкой воздуха и вознеслась над океанами и материками... - Нет, радость моя, ты уж не улетай так далеко. Помнишь, какой день завтра? Помнишь про переезд? У нас много земных дел, скучных, но важных, для всех важных. -Да, я понимаю. Но это все завтра, потом, а сейчас...- она прижимается к нему ближе, глаза ее разгораются незнакомым ведьминским пламенем, - а сейчас унеси меня снова в сказку... И шепотом: - Пожалуйста! Он молча закрывает ей поцелуем рот и укладывает на низенькую тахту под окном.
Отправлено: 20.05.14 23:08. Заголовок: СЕМНАДЦАТАЯ СЕРИЯ С..
СЕМНАДЦАТАЯ СЕРИЯ
Сцена первая
Большая, богато убранная гостиная с мягкими низкими диванами и обитыми светло-зеленым шелком стенами. Возле окна в ряды выстроенных позолоченных бочонках цветет сирень, надежно укрывая от любопытных глаз сидящую на широком подоконнике парочку густыми мягкими гроздьями . - Они ни за что не согласятся, вот увидишь! Сама подумай, кто ты - и кто я! Для тебя, сестры адъютанта Наследника, все партии одна лучше другой - князья, генералы, одних советников не пересчитать! Богатство, знатность, фрейлина Императрицы! Ты - самая завидная невеста Двора, твой отец - ближайший друг и сподвижник Императора, твоя мать - кровная родня ему. Неужели ты думаешь, жалкий баронишко, сирота, выросшая в твоей семье, имея за душой деревеньку в несколько домишек, студент, без всяких видов на будущее, может рассчитывать на твою руку?! Высокий молодой человек кладет на колени заплаканной миловидной блондинке с яркими зелеными глазами букет алых роз и резко отодвигается от нее, низко склоняя черноволосую голову, прячет лицо в руках, чтобы скрыть невольные злые слезы. Девушка тянется к нему, нежно гладит густые пряди вопрос, старается расцепить сложенные в замок руки, чтобы взглянуть любимому в глаза. - Глупый, какой же ты глупый! Что мне Двор, что мне за дело до выгодных женихов, которых каждый день мне подсовывает папенька, думая, я ничего не замечаю! Ведь я люблю тебя и только тебя! - Я тоже тебя люблю! - вдруг вскидывает голову юноша. - Потому не позволю тебе загубить свою жизнь со мной. Петр уже предупредил, чтобы я притормозил со своими чувствами, да и родители твои, хоть виду не покажут, но будут недовольны моим предложением. Я все, все понимаю и не в обиде на них. Подумай, что меня ждет? Через неделю еду в Лейпциг на квалификацию. Затем уже инженером-путейцем буду скитаться по стране. Служба по железнодорожной части - это бесконечные переезды, скромный быт, огромная ответственность и беспросветная работа. Вне столицы, вне развлечений. Ты такой жизни не выдержишь и будешь проклинать меня за то, что не остановил тебя сейчас. Он вырывается из ее рук и бежит к двери: - Прощай! В дверях замирает на миг, лицо смертельно бледнеет, он через силу переступает порог. - Ну и прощай! Трус! Ты бежишь от меня, потому что не любишь! Потому что зачем тебе жена, когда вокруг много красивых девушек в разных городах и не надо обременять себя семьей! - яростно выкрикивает она и швыряет ему вслед букет, стараясь попасть в лицо, чтобы длинные шипы как следует расцарапали смуглую кожу беспросветного болвана. Он стремительно возвращается к ней, отметая рукой алые стрелы, и сжимает ее в объятиях. - Это...это я не люблю?! - дыхание его перехватывает от возмущения и он просто трясет ее, как грушу, чувствуя, как возвращаются к нему силы. - Это я не люблю? Мгновение назад во мне все помертвело при мысли, что больше не увижу тебя никогда! Я люблю тебя, дурочка, но как ты не понимаешь, что мы не можем быть вместе! - Да почему?! - вырывается она. - Ты можешь назвать мне настоящую причину, по которой мы не можем быть вместе? - Я назвал тебе десять причин, но ты ничего не хочешь слушать. - Что ты назвал? Что я любительница шляться по балам и дня не переживу без сплетен во фрейлинской? Что мне нравятся светские шаркуны с их дежурными комплиментами? Что я, как Кощей, дрожу над златом в мужнином кармане? Я - взрослый и самостоятельный человек и имею право сама принимать решения! - Глупенькая, ты несовершеннолетняя, тебе не двадцать один год, чтобы принимать решение о замужестве, тут согласие родителей требуется. - Зато ты, Володя, совершеннолетний и имеешь право просить моей руки у родителей. - Только вчера за ужином дядя Миша расхваливал графа Воронцова и при этом выразительно на тебя посматривал! Где уж мне со свиным рылом в калашный ряд! - Ну вот опять! - всхлипнула Настя. - Опять ты все за меня решаешь! Не нужен мне Воронцов, я за тобой хоть на край света сбегу! Юноша светлеет лицом. - Правда? Ты правда меня так любишь, что можешь сбежать? Настенька, любимая.... Он крепко обнимает ее и целует долго-долго, покачивая в объятиях. Наконец девушка решительно освобождается. - И сбегу! Когда ты в Лейпциг едешь, через неделю? Вот и я с тобой! - А как же документы? - Какие еще документы? - Документы на выезд за границу, да и обвенчаться надо успеть. Не могу же я тебя, мою будущую жену, позорить перед всеми. Настя плачет. - Как же все успеть за неделю? Володя обнимает ее и невесело улыбается. - Видишь, куда ни кинь, везде клин. Настя яростно вытирает слезы: - Все равно сбегу!
Отправлено: 20.05.14 23:09. Заголовок: Сцена вторая Дверь ..
Сцена вторая
Дверь в большую гостиную приоткрыта и за ней, съежившись в маленький комочек, стоит Анна, подсматривая в щелку. - Анна, да где же ты наконец? - еле слышится сердитый возглас мужа на втором этаже, но женщина не реагирует, полностью поглощенная тем, что происходит в гостиной, и только когда отыскавший свою пропажу муж шутливо сгребает ее в охапку, поворачивает к нему мертвенно-бледное лицо. - Ты только послушай, что они задумали, бесстыдники! - Кто? - недоумевает князь, перебирая в уме всех, кого можно было бы назвать бесстыдниками и не находя таковых. Затем прикладывается к щелке и замирает на некоторое время, стараясь не упустить ни звука. Услышав про побег, багровеет, настежь распахивает двери и влетает в гостиную, направляясь к окну и по ходу распихивая бочки с сиренью. Рядом семенит бледная Анна. - Милый, успокойся, только тише, пожалуйста... - Аааа ....что за заговор тут устроили... - Силы небесные, - торопливо подсказывает Анна. - Что? Ну да , небесные...эти... силы! Побег? В моем доме? Встать, когда я вами разговариваю!
Отправлено: 22.05.14 02:44. Заголовок: Анна не переставая ..
Сцена третья
Анна не переставая гладит плечо мужа, исподтишка грозя дочери пальцем. Молодые люди, как ошпаренные, вскакивают с подоконника, Володя выступает вперед, закрывая собой Настю. - Вы что задумали, безобразники? Опозорить фамилию на весь белый свет хотите? Что за блажь пришла вам в голову бежать из дому, черт бы вас побрал?! - Анна сильно щиплет Михаила за руку, тот кривится, но продолжает уже на на полтона тише. - Отвечать, когда вас спрашивают...эээ...Бога ради! В чем дело?! Володя делает решительный шаг вперед, становясь прямо перед лицом разъяренного князя. - Мы ничего не хотели плохого. Дело в том, что я и Настя...мы любим друг друга и хотим быть вместе. - А вы, папенька, каждый день мне своих женихов подсовываете, все партию для меня подыскиваете выгодную! А меня хоть раз спросили, за кого хочу замуж?! - начав свою речь с драматического накала, под конец Настя шмыгает носом все чаще и наконец заливается слезами, уткнувшись в шею матери. - Что? Да когда я тебе женихов навязывал? - Да хоть вчера - Воронцова! Пойди покажи ему то, принеси другое! - Я думал, он тебе нравится...- Настя презрительно фыркает, отрываясь от матери. - Тебя не поймешь! - кипятится Михаил. - Вы с Володькой всю жизнь как кошка с собакой, то дурачились, то ругались, то неделями не разговаривали. Я и в мыслях не держал, что ты и он...Зачем было прятаться? Почему не прийти и не сказать нам прямо о своих чувствах, раз уж они у вас завелись? Побег, побег-то зачем понадобился?! - Я думал, не отдадите дочку за простого инженера, - растерялся Володя. - Настя - украшение Двора, а я из университета не вылезаю. - Правильно делаешь, дорогой, что наукой занимаешься. Вот кто сейчас нужен России, так это мастер-путеец. Слышал про Трансиб? Кому-то надо решать великую задачу - построить связующую магистраль по всей Империи. - Так, я что-то не поняла. Вы - за или против нашей свадьбы? - За, за, глупая, - смеется Анна. - Только может подождать, пока Володя из Лейпцига вернется? - Ни за что! А вдруг я умру, или он другую полюбит в заграницах?! Нет уж, мой, никому не отдам, никуда одного не отпущу! - Попал ты, брат, - сочувственно треплет по плечу еще растерянного, но уже счастливо улыбающегося юношу Оболенский. - С такой женушкой непросто справиться. - Ничего, выдюжу. Дядя Миша, это все правда, да? Я женюсь? - хватает Настю в объятия и кружит, - Мы женимся, женимся, женимся! В гостиную входит высокий зеленоглазый поручик и, скрестив на груди руки, насмешливо наблюдает за кружением молодых. - Ну, сестренка, окрутила-таки парня! Настя показывает ему язык. - Отстань, Петечка! Я теперь невеста! - Вот счастья-то парню привалило! - насмешничает брат. - Эх, Володька, жаль мне тебя! - Себя пожалей, умник! Двадцать лет, а еще даже ни разу не влюблялся, - не остается в долгу сестра. - Стоп, хватит эмоций! - хлопает в ладоши Анна. - Володя, тебе ехать через неделю, у Насти документы не готовы, венчание надо назначить, приглашения разослать.... - Платье! Мне не успеют сшить платье! - Настя снова готова расплакаться. - Спокойно. спокойно, милая! - останавливает готовый разразиться водопад слез тихий голос Анны. - Где моя шляпка? Едем на Невский, немедленно. У модисток отыщем что-нибудь подходящее. Мужчины займутся документами и приглашениями. - А я ...я могу чем-нибудь помочь? - странно знакомый голос незаметно вошедшего в гостиную седовласого мужчины вроде негромкий, но перекрывает шум, и все взоры обращаются к нему с некоторым недоумением. - А вы, собственно, кто такой будете? И как сюда попали? - сухо спрашивает подозрительного незнакомца Петр.
Несколько томительных мгновений Михаил пристально вглядывается в лицо нежданного гостя, приближаясь к нему. Гость молчит, чуть наклонив голову набок и жадно оглядывая присутствующих каким-то шальным, по-детски лукавым взглядом из-под густых, изрядно тронутых сединой бровей. Казалось, он сам нетерпеливо ждет, чтобы его наконец-то узнали, и потому широко улыбается, и только тогда, узнав улыбку, Оболенский распахивает объятия. - Корф! Вот сюрприз так сюрприз! Владимир?! Анна пытливо смотрит на пришельца с трудом признавая знакомые черты. Если бы не длинные, седые волосы, окладистая и тоже седая борода, бронзовый, как у индейца, цвет лица, испещренного глубокими морщинами, она может быть и узнала бы его. Но...Вот он переводит взгляд с Михаила на нее, его чуть потускневшие серовато - дымчатые глаза широко распахиваются, и она видит в них столь откровенную радость, что все сомнения исчезают. Это его глаза! Это его улыбка! Вернулся! Живой, здоровый...Она подбегает к мужчинам и обнимает их обоих. Так они стоят некоторое время, не прерывая тройственного объятия, затем Анна чуть отступает назад, тянет за собой мужа, чтобы Владимир оказался прямо перед сыном. - Володенька, Бог услышал наши молитвы! Твой отец вернулся! Петр подходит к окаменевшему Володе и почему-то шепотом спрашивает: - Твой отец? Это твой отец? - Настя переводит тревожный взгляд с гостя, оказавшегося будущим свекром, на жениха. Владимир делает шаг навстречу сыну. - Здравствуй, сынок, любимый! Я столько ждал нашей встречи! - Вижу, что сынок, вижу, что любимый. Папенька вернуться изволили! - Володя не слишком вежливо уворачивается от отцовского объятия. - Знаю, так ждали, так торопились свидеться, Владимир Иванович, что четырнадцать лет понадобилось для встречи. Теперь я видеть вас не хочу! Он резко поднимает упавшие кадки с сиренью, заслоняя густыми кустами угол гостиной и садится на широкий подоконник. Скрывшись от всех, яростно вытирает слезы. - Ненавижу! Сквозь кусты кто-то пробирается к нему и он кричит: - Оставьте меня в покое! Или вообще уйду! - Мне тоже уйти? - мышкой выныривает из-за зарослей Настя и в мгновение ока прыгает к нему на подоконник, крепко обнимает его. - Только я не уйду! Хочешь, плачь, хочешь, ругайся, только все равно я с тобой, а ему, ему ... Такой праздник нам испортил! Она и сама толком не знает, кому ему, но на всякий случай грозит кулачком в сторону гостиной. Володя невольно улыбается, видя ее воинственность. - Ты - нет, не уходи. Через неделю мы уедем отсюда, а пока - видеть его не хочу.
Отправлено: 02.06.14 01:45. Заголовок: Сцена пятая - Не п..
Сцена пятая
- Не переживай, он все поймет, - Михаил усаживает растерявшегося Владимира на широкий диван, спиной к сиреневому уголку. Анна быстро звонит в колокольчик, негромко отдает приказания появившемуся лакею. Через минуту словно по волшебству появляется стол, покрытый белой хрустящей скатертью, самовар, блюдо с заварными пирожными, виноград, персики, пышные ватрушки, пирожки с мясом. - Владимир, надо поесть с дороги. Мы как раз собирались пить чай. А потом вы нам все расскажете, без этого мы вас не отпустим, - хлопочет, раскладывая салфетки, Анна и принимается разливать чай. - Петя, подай, пожалуйста, блюдо с пирожными. Ваши любимые, заварные, свежайшие ... Петр возмущенно фыркает. - Не думаю, маменька, что я тоже за один стол с Владимиром Иванычем сяду. Володька мне друг и брат, если хотите. Я с ним солидарен! Петр гордо отворачивается от стола и ныряет в кусты сирени, не забывая прихватить с собой, якобы по рассеянности, блюдо с пирожными. - Вот, - шепчет он, добравшись до подоконника, - нечего ему наши пирожные пожирать! А то расселся, чаи распивать! - Правильно, Петя! - горячо поддерживает брата Настя. - А больше там ничего не удастся стянуть? Пить хочется! - Сейчас гляну. Сквозь куст ближайшего к столу ряда видна наполненная чаем чашка, рядом еще одна и еще. Чуть вытянув шею, Петр видит маменьку, невозмутимо размешивавшую сахар в своей чашке, отца, доливавшего себе кипятка, Корфа, прихлебывавшего ароматный напиток. А чашки на краю стола для кого? Про запас? Или...Про себя поблагодарив маменьку, Петя делает несколько телодвижений, и вот уже молодежь тихонько чаевничает, невольно прислушиваясь к разговору взрослых в гостиной.
Тепло, светло, уютно. Любимые и давным -давно ставшие родными лица. Чувство покоя и комфорта, более того, невероятного счастья столь велико, что все слова забыты, хотя, видит Бог, как много нужно рассказать о себе им всем, таким славным, чистым и милым, как хочется расспросить их, узнать, чем жили они, что чувствовали, к чему пришли. Владимир не спешит, просто не может начать важный разговор, наслаждаясь каждой секундой происходящего и желая только одного - продлить, продлить бесконечно долго чаепитие. Боже, неужели настал тот момент, когда он сидит за столом, накрытым белой, хрустящей от крахмала скатертью, поглощает нечто вкусное и давно забытое, пьет божественный напиток из чашки, поданной изящной белой рукой с тонкими прожилками вен, той женской рукой, которая однажды принадлежала ему в далекой прошлой жизни... Неужели он видит ЕЕ, все еще молодую и красивую, несмотря на предательски обозначившиеся у глаз морщинки. Она даже красивее, чем раньше: чуть округлилась, материнство и годы сделали взгляд глубже, загадочнее, соблазнительнее и мудрее. Она приняла и вырастила его сына, она и друг, ставший ей верным мужем. Они воспитали его, дали прекрасное образование, сделали то, что называется - поставить на ноги. И хотя теперь его сын - взрослый, красивый, сильный, упрямый, как он сам когда-то, - и прячется от него, сердится, упрекает в нелюбви и забвении, как когда-то он сам упрекал отца в равнодушии, все равно сын здесь, рядом, за пахучей зарослью сирени и наверняка прислушивается. Но все еще впереди, сынок! Ты поймешь, ты все поймешь... Мишка, старый дружище... Выглядит счастливым. Важный стал, голова седая, а взгляд по-прежнему горячий, острый и проницательный.
Стол убран. Мужчины, усевшись в кресла у камина, закуривают сигары, гостинец Корфа, Анна сидит на диванчике чуть позади. Пауза. - Ну, давай рассказывай! - не выдерживает Оболенский. - Погоди, дай отдышаться, насмотреться на вас всех...- улыбается Владимир. - Корф, я тебя сейчас убью! - А мы поможем! - едва доносится из-за кустов. - Ладно, ладно, - поднимает руки, сдаваясь Владимир. - Слушайте!
- Вы знаете, что я отправился сопровождать экспедицию начальником охранного отряда. Миссия была рассчитана на пять лет и была сверхсекретной. Но все пошло не так, как рассчитывали. Высокопоставленные предатели при Дворе сделали все возможное, чтобы она провалилась. И она провалилась. Нас надолго задержали в Японии, и только через год удалось договориться об освобождении. Экспедиция вернулась в Россию, а я...
Снова повисла напряженная пауза, и снова ее прерывает князь. - Да, я помню. Александр говорил, что экспедиция вернулась перед самой войной. Мы тогда переехали в столицу, помнишь? - поворачивается он к жене. Анна кивает. - Но тебя на корабле не было! - Не могло быть, - невесело усмехается Владимир. - Меня попросили сопровождать очень ценного и полезного для нашей страны богатого и знатного англичанина, который вез секретный груз. За российскими судами охотились, потому мы должны были, не вызывая подозрений, прибыть в Лондон на английском корабле, затем во Францию и, наконец, в Россию сухопутным путем. Никто не должен был заподозрить в двух скучающих денди агентов Императорской секретной службы. Прикрытием служило имя баронета Дональдса, сына одного из Ротшильдов. Он давно покинул свою семью, путешествовал по миру и каким-то образом оказался скомпрометирован российской службой. - Там кажется была какая-то история с южноафриканскими алмазами? Бизнес Ротшильдов, - проявил неожиданную осведомленность Михаил. - Ну, если тебе сие известно, то да. И Дональдс собирался откупиться огромной суммой. Если учесть, что российская казна почти пуста, а на кону сто миллионов золотых рублей, неплохая сделка, верно? - Ничего себе, - присвистнул князь. - Но везти такой груз вдвоем через весь мир? Чистое безумие! - Вот именно. Учитывая, что за каждым могли следить, как только вышли из Родезии. Но до Канады добрались без приключений. Далее собирались добраться до Чарльстона и вернуться в Англию на английском корабле. - Чарльстон, это в Южной Каролине? Анна пытается вспомнить очертания Америки, запечатленные на глобусе в кабинете мужа. - Верно. Но неожиданно Дональдс заболел малярией и скоропостижно скончался. Я остался один с ценным грузом, во враждебной стране, ведь вот-вот должна была начаться война, а Североамериканские штаты полностью подчиняются Англии.
- Безвыходная ситуация... - Ужасная, - подтверждает слова мужа Анна. - Почти, - снова невесело усмехается Корф, но в глазах его появляется лукавство. - Что мне оставалось? Только покончить с Корфом! -Что?! - вытягиваются лица слушателей, а из кустов сирени слышится тихий вздох. - Да, друзья мои, с Корфом было покончено. Документы уничтожены, одежда тоже, а на свет Божий явился Дональдс! Мы одного роста, оба черноволосые, загорелые и бородатые. В общем, в Чарльстон, где нас поджидал английский фрегат, явился один Дональдс со всем своим багажом и объявил, что его сопровождавший скончался от лихорадки. - Неужели никто ничего не заподозрил? - Все прошло великолепно. К тому времени я уже владел английским не хуже самого Дональдса, биографию его знал наизусть, ибо чем занимались почти два года, что были привязаны друг к другу? Рассказывали о своих жизнях! Так что в какой-то момент и в самом деле почувствовал себя Дональдсом. - Ну а как же в Лондоне, семью разве обманешь? - удивилась Анна. - Еще как обманешь, - рассмеялся Корф. - Встретили меня как библейского блудного сына. Многочисленная родня знакомилась со мной заново после двадцати лет разлуки. И во Францию в родовое поместье младшего Ротшильда доставили быстро и с комфортом. Все складывалось как нельзя лучше, и я уже предвкушал скорое возвращение домой, но тут... - Началась Крымская война, границы закрылись, - продолжил Михаил. - И русским в Европе стало тревожно. К тому же семейство плотно взялось за меня. Прежде, чем допустить к семейному бизнесу, проверяли долго и дотошно. Как это выдержал, сам не понимаю. Но зато потом оказался в святая святых - семейном совете. В это время на меня вышел российский консул. Он меня знал как Корфа еще в Петербурге. Мне удалось передать ему груз, но помочь мне в отправке в Россию он отказался. Сказал, что у России мало друзей в Европе, а я могу быть полезен, ибо семейка Ротшильдов - это теневой правитель Европы, вся политическая кухня там. Пришлось согласиться. Сами понимаете, под каким строжайшим надзором находился я, непутевый, хотя и любимый Дональдс. - А как же... - начал Михаил, но из кустов неожиданно выбегает Володя. - Но ведь война закончилась пять лет назад! У вас была возможность вернуться или хотя бы написать мне! - отчаянно кричит он. - Нет, сын, не было у меня такой возможности, - спокойно отвечает отец. - Сразу после войны заключение мира проходило при моем можно сказать непосредственном участии. Затем снова отправился в Африку, в Родезию, но уже в составе так называемой семейной экспедиции. Так что вплоть до вчерашнего дня я состоял на Императорской секретной службе со всеми вытекающими отсюда последствиями. В Россию прибыл только сегодня рано утром и вот, сразу к вам. Потому в столь непрезентабельном виде, уж простите!
Володя долго стоит, не сводя глаз с отца. Владимир встает и подходит к сыну. - Ну что, теперь могу тебя обнять? - улыбается он. Володя бросается к нему и обнимает. - Простите, отец! Оболенский смотрит на жену, Анна согласно кивает и уводит выскочивших из засады вслед за Володей Петра и Настю из комнаты. - Корф, остаешься у нас. Вам о многом нужно поговорить, все остальное подождет. Мишель выходит тоже и прикрывает за собой дверь.
Отправлено: 27.05.23 19:20. Заголовок: Сцена седьмая - Ты ..
Сцена седьмая
- Ты правда простил его? Я бы наверное не смог. - Простил, Петя. Молодые люди стоят на крыльце дома Оболенских, ожидая карету. Погожий летний день располагает к неге, но у князя и барона много дел впереди, ведь подготовка к свадьбе идет в сумасшедшем темпе. - Ты и представить себе не можешь, сколько всего он пережил! Мы проговорили всю ночь, и я понял его мотивы. Отец сделал для Двора и страны очень много. Утром уехал на аудиенцию к Императору. Надеюсь, его заслуги будут оценены должным образом. - Знаешь, а мне показалось, что твой отец не слишком стремится ко Двору, - задумчиво отозвался князь. - Он скорее странник, кочевник в своем роде. - Ты неправ. - вздохнул Володя. - Отец вышел в отставку, чтобы быть свободным в своих занятиях. Он мечтает об уютном доме где-нибудь поблизости от столицы, он устал от странствий. - У него же есть свое имение в Двугорском уезде? Как раз вблизи от столицы! - удивился Петр. - Это имение и особняк в Петербурге он отписал мне в качестве подарка к моему совершеннолетию. Сказал, что обязан обеспечить меня достойно! - А сам он? - Ну, не выгоню же я его! - смеется Володя. - Мой дом - его дом. Я только при таком условии и принял подарок. Дом - наш!!! - Нууу...Не знаю, вдруг он захочет жениться, например, - предположил князь. - Две семьи под одной крышей? - Особняк большой, места всем хватит. Да и присмотреть за ним кому-то надо, я ведь уезжаю. - Надолго? - Примерно на полгода, или месяца три, при наилучшем раскладе. У меня была хорошая практика, так что квалификацию надо только подтвердить. - А потом что? Сразу транссибирскую магистраль возводить будешь? Мотаться по всей стране? - в голосе Оболенского чувствуется доля скепсиса. - Транссиб? Нет, это еще нескоро. Пока только проекты, подсчеты, обсуждения... Рано пока за такое приниматься. - При Дворе считают, что такую дорогу вообще нельзя построить. Кто сейчас строит дороги? Французы! Кто водит паровозы? Англичане или немцы! Паровозы завозят из Америки! А что делают наши? Только платят и платят. И зачем тебе понадобилось связываться с железной дорогой? Служил бы при Дворе, - с сожалением смотрит князь на собеседника. - Вот уж нет! - восклицает молодой барон. - Французы строят плохо. Уже было несколько обрушений. Они не знают нашего климата, нашей специфики. Американцы берутся строить и строить хорошо. Но требуют отдать им в собственность землю, по которой пойдет дорога, и освобождения от всех налогов. Получается, государство в государстве! Не слишком ли жирно?! Англичане - пьяницы, сколько уже было крушений по вине пьяного машиниста! Немцы - трезвенники, но жадные, им только плати! Империи нужны свои кадры, свои строители, машинисты, инженеры. Вот когда будем сами строить, сами производить и ездить, тогда и Транссибирскую дорогу построим. Сами! Володя даже раскраснелся, горячо защищая интересы России. -Пыхтишь сам, как паровоз, - смеется князь, и тут же становится серьезным. - Я буду скучать по тебе, Корф. - Я тоже. Но ведь не надолго расстаемся! - Ты не понял. У меня такое чувство, что наши дороги расходятся. Я все чаще занят при Дворе, всегда с Наследником. Ты...- вздыхает Петр, - ты тоже в разъездах, да еще и жениться надумал. Зачем связывать себя так рано? Семья, дети...Ты не успел еще насладиться молодостью, здоровьем, своими мечтами и планами. - Любовь не выбирает времени, она просто приходит и предъявляет свои права. - тихо отвечает Володя. - Любовь? А ты уверен, что это и есть любовь, а не увлечение? Настя мне сестра, я за нее умру, но ты уверен, что именно она составит твое счастье? - Уверен. У нас с тобой перед глазами пример - твой отец и мама Анна. Я хочу такую же семью, крепкую, верную, любящую. - Настя не мама, - мрачнеет Петр. - Она больше на тетушку Наталью похожа характером. Таких, как моя мать больше нет. Ладно, ты для себя все решил. Но помни, обидишь сестру... - Знаю, знаю, ты меня зарежешь, застрелишь, повесишь, съешь с потрохами и прочее, и прочее, - Володя смеется. К крыльцу подъезжает экипаж. Молодые люди спускаются по ступеням. Кучер захлопывает за ними дверцу кареты. - Куда прикажете? - В посольство, на Морскую.
Отправлено: 30.05.23 22:20. Заголовок: Сцена восьмая. В за..
Сцена восьмая.
В залитой солнечным светом девичьей комнате многолюдно. У большого, в пол, зеркала стоит Настя, одетая в подвенечное платье. Три девушки хлопочут вокруг, поправляют то ленты на талии, то оборки на рукавах, то локоны, выбившиеся из высокой прически. В кресле у окна сидит Оболенский старший, любовно оглядывая дочь. Рядом с отцом Петр пытается казаться равнодушным, но не удается. Не каждый день сестра замуж выходит. - Красавица! - восклицает княгиня Наталья Долгорукая и делает жест, отгоняя от невесты горничных. Она самолично набрасывает ей на голову длинную фату, расправляет, затем берет из рук мужа бриллиантовую диадему. - Это подарок тебе, Настенька, от нас. Вот так закрепим... Готово! Повернись! Настя отворачивается от зеркала лицом к присутствующим. Она поистине прекрасна! Высокая, стройная зеленоглазая красавица в роскошном кружевном платье, воздушной фате и сверкающей, как корона, диадеме. Девочка лет десяти рядом с князем Долгоруким восторженно хлопает в ладоши. - Настоящая принцесса! Я тоже так хочу! - Подрастешь, Катюша, и ты станешь принцессой, - улыбается отец. - Нам не пора в церковь? Корфы наверняка заждались. - Одну минуту! - входит в комнату Анна. - Еще один штрих! Подойдя к дочери, раскрывает малахитовую шкатулку и вынимает дивной красоты старинные серьги - крупные изумруды, обрамленные белым золотом. Она сама пытается надеть серьги дочери, и той приходится слегка наклониться к своей миниатюрной маман. - Это тебе подарок от твоей бабушки Аннет. Фамильная драгоценность, которая передается от матери к дочери в день венчания. - А это колье прими от нас, твоих родителей, - подходит к дочери князь Оболенский. Он тоже сам пытается справиться с застежкой великолепного колье из пяти изумрудов и тоже в оправе из белого золота - Давай помогу, - спешит на помощь Анна. Наконец невеста готова. Она улыбается и приседает, раскланиваясь направо и налево. - Благодарю вас, мои родные и любимые. Совсем меня задарили! - Ну, нет! Еще не совсем! Оболенский вынимает из кармана гербовую бумагу и вручает ее Насте. -Что это? - Твое приданое, доченька, - Михаил обнимает жену. - Мы решили отдать тебе особняк в Москве. Петя получил уже особняк в Петербурге. Сосновка остается в вашем совместном владении. - А как же вы?! - хором удивляются молодые Оболенские. - Что останется вам, дорогие родители? Анна и Михаил лукаво переглядываются. Интригу разрушает князь Андрей Долгорукий. - О! Ваши родители, дорогие племянник и племянница, в накладе не останутся. Знаете ли вы, что Император назначил Мишеля главой комиссии по разработке судебной реформы? - Как?! Папенька вроде в комиссии по крестьянской реформе, - неуверенно возражает Настя. - Уже нет. Наталья Долгорукая подходит к брату и обнимает его. - Ваш отец так храбро сражался за крестьян... - И проиграл! - вздыхает Михаил. - Крепостное право отменили, но не сделали главного, не дали крестьянам землю. Это чудовищно! Недовольны и помещики. Быть беде. - Да уж. Не проходит и дня без известий об очередном поджоге имений или убийстве помещика. Бунты подавляются беспощадно, но пламя только разгорается. - Петр тоже подходит к отцу и обнимает его. - Я боюсь жить в деревне, папенька! - тревожится Настя. - И напрасно! В Сосновке крестьяне давно не крепостные, имеют свои наделы. Живут зажиточно, голытьбы нет. Оброк необременительный. Нет причин для беспокойства. Да и в Двугорском Никита Ефграфыч железной рукой правит. - Это правда, - подтверждает Долгорукий. - Мы по пути в столицу заезжали к нему. - Все это замечательно. Но каким образом новое назначение отца скажется на имуществе? Где родители будут жить, если все отдают нам? Нет, конечно, мы всегда только рады принять их. Настя энергично кивает, соглашаясь с братом. - Спасибо, дети! Мы в вас не сомневались, на улицу нас не выгоните, - смеется Анна. - Но вы уже взрослые, пора жить своим домом, а мы будем вас навещать. Часто-часто, не соскучитесь! - Но... - Ладно, хватит интриговать! - Михаил делает торжественное лицо. - Император оценил мои скромные заслуги слишком щедро и даровал нам квартиру в Зимнем. С отдельным подъездом, между прочим! - Ура! - синхронно налетают на родителей Петр и Настя. - Теперь и во Дворце будем видеться! - Положим, с тобой, Настя, видеться не будут, - резюмирует Наталья. - Из фрейлин ты выбываешь и уезжаешь. Если, конечно, венчание состоится. Вам не кажется, что мы опаздываем в храм? Жених наверняка уже рвет и мечет! - Точно! Князь Оболенский предлагает руку дочери и ведет ее к двери. За ними спешат остальные.
Анна с умилением смотрит на дочь. Красивая, взрослая, серьезная... Как же быстро летит время, как быстро перелистываются страницы жизни! Давно ли сама она стояла перед алтарем? Только ее венчание омрачено было смертью мамы, неожиданно обретенной и ставшей любимой вопреки всему. Давно ли рожала и воспитывала детей, своих и чужих? И вот они уходят в свое плавание по жизни. Сколько пережито, потеряно и приобретено за прошедшие годы! Счастлива ли она? Да, наверное. Только почему - то слезы жгут глаза... От счастья? Да, конечно! Матери всегда плачут в момент радости за своих детей. Пусть Настя и Володя будут счастливы, пусть Петя добьется всего, чего хочет! Пусть у всех все будет хорошо! Анна смахивает непрошенные слезинки и вдруг оборачивается, почувствовав на себе настойчивый, пристальный взгляд. Корф! Почему он так странно смотрит на нее? Она переводит взгляд на венчающихся, но ощущение, что ее держат под прицелом серые глаза не проходит. Даже мурашки бегут по коже. Анна чуть ежится, но долго не выдерживает и снова поворачивает голову к Владимиру. Так и есть. Его взгляд просто обволакивает ее нежностью, теплом, даже ...любованием? В нем нет прежней страсти, нет упрека, обиды,только странная спокойная и безмятежная доброта, умиротворенность. Господи, Владимир! Так изменился! Даже не потому, что теперь он чисто выбрит и подстрижен, по-прежнему строен, фрак сидит безукоризненно. Седина нисколько не старит его, наоборот, придает импозантности облику. Владимир... Что-то изменилось в нем самом. Но что? Анна чувствует, что слишком долго не сводит с Корфа глаз, а он ее не отпускает, не отпускает своим взглядом! Да что же это такое! Миша стоит с потемневшим лицом... Боже, он заметил! Анна с трудом отворачивается от Корфа, подносит руку к груди, словно утихомиривая разбушевавшееся сердце. - А теперь можете поздравить молодых! Отец Константин, напутствуя, крестит новобрачных. Толпа родственников и гостей, заполнивших небольшой придел Благовещенского собора, окружает их, и томительное оцепенение, владевшее Анной, оставляет ее. Она спешит к мужу и ласково берет его за руку. Лицо Михаила светлеет.
Отправлено: 09.06.23 18:31. Заголовок: СЕРИЯ ВОСЕМНАДЦАТАЯ..
СЕРИЯ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Сцена первая
На площади у Николаевского вокзала яблоку негде упасть. Экипаж Оболенских с трудом втискивается в только что образовавшееся небольшое пространство у тротуара. - Скорее, опаздываем! - возбужденный Володя выскакивает первым из кареты и подает руку жене. Настя тоже возбуждена, ведь им предстоит впервые долгое и самостоятельное путешествие за границу. Они уже взрослые, женаты даже, но все равно как-то волнительно без привычной опеки родителей. Но ведь они справятся? Она с беспокойством смотрит на мужа. Володя Корф, чувствуя свою ответственность, чуть хмурит густые брови и становится еще больше похожим на отца, который также чуть нахмурившись, распоряжается насчет багажа. Два носильщика с готовностью подхватывают чемоданы и бегут к перрону. - Вагон первого класса, купе люкс. Михаил и Анна торопятся, подхватывая с двух сторон молодых. Владимир идет чуть позади. Наконец путешественники и провожающие проходят в вагон. На долгое прощание времени не остается, и вот уже последний свисток. Поезд едва трогается с места, последние провожающие покидают вагон. - Счастливого пути, мои дорогие, -шепчет Анна, вытирая слезы. -Не плачь, милая, с ними все будет хорошо. В Саксонии за ними присмотрит консул, а в дороге их сопровождает агент тайной полиции, - утешает жену Михаил. - Ты приставил к детям шпика? - усмехается Корф. - Да, все-таки впервые на чужбину. Но им об этом знать не обязательно. Анна облегченно выдыхает.
К угловому подъезду Зимнего дворца подъезжает карета, кучер лихо спрыгивает с козел, открывает дверцу. Князь и княгиня Оболенские неспеша выбираются из кареты, подходят к крыльцу. - Вот и наш новый дом, - говорит Михаил, открывая ключом и распахивая перед женой массивную входную дверь с висящим на ней колокольчиком. - Квартира на втором этаже, одна- единственная. Не большая, но уютная, как мне показалось. Они поднимаются по крутой каменной лестнице на просторную площадку, на которую выходят три двери потоньше. - Здесь комнаты, спальная и мой кабинет, - показывает налево князь, - там кухня, столовая, уборная. И гостиная есть! Он подводит Анну к двери напротив. - Смотри, по-моему, очень неплохо! Большое окно с плюшевыми портьерами наполняет светом комнату, обитую зеленым шелком, и она кажется больше, чем есть на самом деле. Темно-зеленый кожаный диван, два такого же цвета кресла, камин с часами, по стенам картины, изображающие пасторальные истории, на полу ковер золотистого цвета... Анна переводит взгляд с одного предмета на другой, неторопливо знакомясь с новым своим обиталищем. - Ну как тебе? Нравится? - Не знаю, - сознается она, - пока все так непривычно. Вроде неплохо, но...Миш, ты уверен, что надо было принимать подарок Александра? Дворцовая жизнь как-то не манит, если честно. - Понимаю. Ты знаешь, я тоже не любитель всей этой светской канители. Но есть работа, которая требует моего постоянного присутствия во дворце. А Императрица? С тех пор, как Александр окунулся с головой в ... скажем так, приключения и меняет любовниц одну за другой, она в постоянной печали. Ты единственная ее верная подруга, не оставишь ведь и ты ее? При ней и так почти никого не осталось. - Конечно, не оставлю, - вздыхает Анна, - и ты прав, как всегда. Когда живешь рядом со службой, удобней. - Вот и хорошо, - радуется Михаил. - От нашего подъезда до главного пара сотен шагов. Нет необходимости держать несколько экипажей, хватит одного. Из слуг возьмем кухарку, горничную, камердинера и кучера. Согласна? Анна согласно кивает. - Ты как всегда все продумал, Миша. Она улыбается и уже решительно, как хозяйка, приступаент к подробному осмотру своих владений.
- Ну и жара! - обмахивается веткой сирени Настя, опускаясь в плетеное кресло летнего кафе возле городской Ратуши. - Знаешь, я даже скучаю по петербургской прохладе. В нашей Сосновке и то нет такого зноя! Как тут люди живут!? - Прекрасно живут, - улыбается Володя. - Как видишь, народ в Саксонии упитанный и довольный жизнью, к жаре привычный. Это мы, русские, всегда чем-то недовольны. То нам слишком жарко, то слишком холодно, то слишком сыто, то слишком голодно. Женщина в нарядном белом платье, сидевшая спиной к ним за соседним столиком, оборачивается на его голос и пристально смотрит на Володю. - Каламбуришь? Володя в приподнятом настроении. Развалившись в кресле напротив жены, зажмуривается, словно кот, подставляя лицо лучам раскаленного и от этого почти белого солнца. Настя с восхищением и гордостью смотрит на мужа. - Какой ты у меня красивый! - Ага. И умный! - доволен комплиментом Володя. - Кто за четыре месяца годичный курс осилил и квалификацию досрочно получил? - И умный! - Настя игриво шлепает его веткой по носу. - Ты, ты осилил и получил. Только чур, не задаваться. Я у тебя тоже не лыком шита. - Ну...-крутит головой разомлевший Володя, прогоняя ленивую негу, - я же такой умный, не мог жениться на совсем дурочке! Настя обиженно замолкает и отворачивается. - Да шучу я, шучу! Ты у меня умница и красавица, сама знаешь. Да еще и кокетка, как оказалось! Возмущению Насти нет предела. - Это я кокетка?! - Ну не я же! Кто с Рихардом по Петерсштрассе гулял, пока я в университетской библиотеке просиживал?! - сквозь шутливый тон чувствуется глухое раздражение. - Да я же тебя ждала! И немецкий, между прочим, учила! Рихард мне очень помог в этом. У тебя всегда терпения не хватало мои ошибки исправлять, а он многому научил. - Научил!- саркастически усмехается Володя. - Да влюбился он в тебя, вот что! - Что?! Глупость какая! Так вот ты какого обо мне мнения! Настя отворачивается от мужа, обиженно стиснув губы. - Будем теперь в молчанку играть? Настя молчит. - Понятно. Мороженое заказывать? Настя молчит. - Ну будет тебе дуться, - примирительно говорит Володя и разворачивает ее к себе. - Я не хотел тебя обидеть. - Не хотел, но обидел! Я не кокетка! - Хорошо, хорошо, ты не кокетка, но впредь веди себя сдержаннее с мужчинами, даже если они тебя учат немецкому.
Володя закрывает рот готовой разразиться праведным гневом жены поцелуем, она пытается освободиться, но безуспешно, и ей приходится сдаться. - Хм...
Молодые люди нехотя отрываются друг от друга и с удивлением смотрят на стоящую рядом с ними и радостно улыбающуюся сквозь навернувшиеся на глаза слезы даму в белом платье. - Сударыня, мы вам мешаем? - машинально на русском начинает Володя, - Впрочем, что это я! Эээ...фрау ... Он не успевает договорить на немецком, потому что странная дама вдруг обнимает его и на чистом русском всхлипывает: - Володя, сын... - Сударыня! - Володя торопливо отстраняется. - Вы вероятно обознались, я вас первый раз вижу! Прошу вас... Договорить он не успевает. Дама прикладывает к его губам пальчик в розовой перчатке, запрещая говорить. Володя в полном недоумении переводит беспомощный взгляд на жену, но Настя сама словно остолбенела. Дама тем временем решительно подвигает свой стул к столику молодоженов, садится и делает абсолютно непонятный жест кельнеру. Однако этот жест кельнером был понят правильно, потому что словно в мгновение ока на столике появляется кофейник, кувшинчик со сливками, большое блюдо с пончиками, разукрашенными глазурью. - Позвольте представиться. Ты ошибаешься, Володя. Ты видишь меня далеко не первый раз, просто не помнишь этого. И тут нет ничего удивительного. Я покинула тебя, когда тебе было одиннадцать месяцев. Я твоя мать, Володя. Твоя родная мать!
Молодые люди изумленно, с недоверием и ужасом смотрят на женщину, не в силах вымолвить ни слова, та удовлетворенно улыбается. - Да, именно так. И не смотрите на меня как на сумасшедшую, я в полном рассудке. Меня зовут Елизавета Петровна, в девичестве Долгорукая. Сейчас я замужем за доктором Штерном, мэром этого города, между прочим. А двадцать один год назад была женой твоего отца, Владимира Ивановича Корфа. В этом браке ты и родился, Володя. Господи, как же ты похож на отца! Просто вылитый Корф! И голос... Елизавета Петровна смахивает слезинку с лица, и переводит взгляд с сына на Настю. - А вы, полагаю, супруга Володи? Знакомые зеленые глаза...И взгляд... Настя приходит в себя, с достоинством задирает подбородок. - Я Анастасия Михайловна Корф, в девичестве Оболенская-Репнина. - Ах вот оно что! - рассматривает девушку с живейшим интересом Елизавета Петровна. - То-то взгляд знакомый! Значит, вы дочь Михаила Репнина... - Мой отец князь Михаил Александрович Оболенский-Репнин! Вы его знаете? - удивляется Настя. - О, как не знать! Ведь он тоже был моим мужем! - смеется дама. - А вы напоминаете мне его сестру, Наталью, только волосы светлые. Надеюсь, она жива и здорова? - Похоже, у вас было немало мужей, сударыня, - не выдерживает Володя. - Что вам от нас нужно? Немного удивленная его резким тоном Елизавета Петровна мягко кладет свою руку на его, словно прося не горячиться. - Я не ожидала такого подарка судьбы, - тихо говорит она. - Даже не мечтала встретить своего первенца, навсегда разорвав все связи с Россией. А теперь я счастлива увидеть тебя, Володя! Как бы то ни было, а я, я твоя мать и ... - Нет! Я вас не знаю и знать не хочу! У меня есть мама, добрая и нежная, которая всегда была рядом, любила и поддерживала. Именно она настоящая мать, а не та, которая бросает свое дитя и ищет счастья в чужом краю! Оставьте нас, сударыня! - Подожди, - останавливает попытавшегося встать Володю Елизавета Петровна и горько усмехается. - Я даже знаю, кого ты называешь матерью. Ее зовут Анна Платонова, не так ли? - Мою настоящую мать зовут княгиня Анна Александровна Оболенская-Репнина , она родная мать моей жены. Анна Платонова - это ее сценическое имя, фрау Штерн. -О! Вот значит как! Анна вышла замуж за Репнина?! Надо же! А я была уверена, что после моего отъезда твой отец и Анна поженятся. - Ничего не понимаю! Фрау Штерн, с чего вы взяли, что мама должна была выйти замуж за вашего мужа, то есть... Тьфу, совсем запуталась... - Настя беспомощно смотрит на мужа. - Понятно. Вы ничего не знаете, и потому, Володя, так строго меня судишь. Елизавета Петровна глубоко задумывается. Молодые люди переглядываются и осторожно поднимаются с места, собираясь покинуть странную даму, однако она хватает Володю за руку. - Сядьте! Неожиданно резкий тон заставляет их снова оказаться за столом. - Простите за грубость, но я полагаю, вы должны знать... - Что мы должны знать? - не сговариваясь, хором интересуются Володя и Настя. - Я расскажу вам, - госпожа Штерн грустно улыбается. - Расскажу, раз этого не сделали ваши родители. Речь пойдет о большой любви. Очень большой. Такая случается может раз в сто лет...
Отправлено: 09.08.23 20:02. Заголовок: Сцена пятая - Вот и..
Сцена пятая
- Вот и вся история, Володя! Елизавета Петровна, до сих пор сидевшая склонившись над столом и как бы приближая лицо к слушателям, с облегчением откидывается на спинку стула и прихлебывает давно остывший кофе. Рука в изящной кружевной перчатке, подносящая к рту малюсенькую чашку, слегка подрагивает, а глаза женщины неотступно вглядываются в лицо юноши, словно умоляя о прощении.
Солнце, устав от собственного жара, медленно уплывает за горизонт, уступая место прохладным ранним сумеркам. В кафе почти не осталось посетителей. Кельнеры, предвкушая скорый отдых, торопливо заканчивают уборку столов, с неодобрением поглядывая в дальний угол, где все еще сидят и давно сидят странные гости, ничего не заказывая. Управляющий несколько раз проходит мимо, как бы напоминая, что пора и честь знать, но подходить не решается, ибо никто в целом городе не решился бы отказать в гостеприимстве фрау Штерн. Нарушает воцарившуюся тишину Настя. - По вашим словам барон Корф и мой отец оба любили маму, в это я могу поверить. Но мама-то вышла замуж за папу! Значит, она любила его! Если бы любила барона, то вышла бы за него! А он женился на вас, значит - любил?! Голос ее дрожит то ли от обиды за отца, то ли от негодования. Как смеет эта женщина искать оправдания за свой чудовищный поступок - бросить сына?! - Милая Настенька, мне не хочется тебя разочаровывать, но это я умолила Анну отказаться от барона, которого она любила. К тому времени я уже носила под сердцем Володю и скоро должна была родить. Твоя мама меня пожалела. Она отказалась от барона, чтобы мой ребенок не стал бастардом. Я не знаю, что случилось потом, после моего отъезда, как и когда обвенчалась она с твоим отцом, любила ли его. Знаю только, что если бы я не уехала, то наверняка сошла бы с ума от неразделенной любви и ревности, как помешалась моя несчастная мать. Я освободила от себя человека, который не смог меня полюбить, и ребенка, которого я боялась возненавидеть, как возненавидела его отца. Я спасала себя саму, если хотите, от преступления более страшного, чем оставить семью, где была только нелюбовь, было раздражение, отчуждение, непонимание и жажда мести с моей стороны. Я не могла так жить, понимаете? В воздухе словно витала тьма, поглощавшая мое сознание. Глаза женщины наполняются слезами, голос прерывается, она тяжело дышит. - Успокойтесь, сударыня! Сидевший с каменным лицом Володя крепко сжимает руку в розовой кружевной перчатке. Теперь лицо его кажется смущенным и взволнованным. - Я понимаю вас. Наверное это страшно, когда боишься сам себя, - тихо говорит он и несмело улыбается, видя какая неподдельная радость появляется на лице Елизаветы Петровны, его, как выяснилось, матери. - Я вас ни в чем не обвиняю. Кто я, чтобы судить вас? Ваша жизнь сложилась так, как сложилась. Непросто, как и у моего отца. Но и вы поймите меня! Я вырос в семье, где меня любили, и я не могу не считать Анну Александровну мамой. Она всегда была и будет для меня матерью, простите. А вы...вы для меня фрау Штерн, много страдавшая женщина, которой я желаю всего только доброго. - О, конечно, конечно! - тронутая его словами Елизавета Петровна наклоняется и целует руку Володи. - Спасибо! - Ну что вы, право! -отдергивает руку Володя. - Рад, что ваша жизнь здесь, в Саксонии, сложилась счастливее, чем на родине. - Намного счастливее! - улыбается фрау Штерн. - Муж любит меня, дети - у меня их трое, сын и две дочки, здоровы. Обе девочки уже замужем, а сын служит в мэрии, рядом с отцом. В городе нас уважают, ценят. Но о тебе, Володя, я помнила всегда и часто рисовала в мечтах нашу встречу, как познакомлю тебя с сестрами и братом. Может быть... Ее голос становится просительным, взгляд умоляющим, и Володя догадывается, о чем пойдет речь. - Это невозможно! Сейчас невозможно, - мягко говорит он. - Слишком много всего и сразу. Мне потребуется время, чтобы все обдумать и привыкнуть к мысли, что у меня есть брат и сестры. Может быть, когда-нибудь потом. Мне придется иногда по долгу службы бывать в Лейпциге. Так что...А завтра мы едем домой! Нам уже пора, - поднимается сам и поднимает жену Володя. - Да-да, понимаю. Ну что ж, я буду ждать и надеяться, где меня найти, ты знаешь, - также поднимаясь, взволнованно говорит Елизавета Петровна. - Позволь... Не договорив, она порывисто обнимает Володю и целует его, затем быстро, не оборачиваясь, уходит. Володя и Настя некоторое время смотрят ей вслед, переглядываются, и тоже выходят из кафе, сопровождаемые нетерпеливыми кельнерами. Массивная дверь кафе сразу же захлопывается за ними. - Ну, пойдем собираться, жена? Настя поворачивается к мужу. - Ты у меня все-таки необыкновенный, муж! Я бы ни за что не простила! На ее лице читаются негодование, обида, восхищение и что-то еще, но Володе не хочется более возвращаться к острой теме. Он молча целует жену, берет ее за руку, и они отправляются в отель. Пора, пора уже домой!
Отправлено: 24.09.23 20:06. Заголовок: Сцена шестая В небо..
Сцена шестая
В небольшой уютной спальной у зеркала сидит, задумавшись, Анна. Сквозь тонкую полупрозрачную штору пробиваются ранние сумерки, легкой тенью ложась на лицо женщины, ее рука с зажатой в ней расческой неподвижно покоится на коленях. - О чем так глубоко задумалась, душа моя? Анна вздрагивает от неожиданности. В самом деле, она совсем не слышала, как вошел и приблизился к ней муж. - Не знаешь, какое платье на бал выбрать? - посмеивается Михаил, указывая на разбросанные по широкой кровати наряды. - Сегодня Малый бал в Эрмитаже, в Шепелевском дворце соберутся сливки Петербургской аристократии и дипломатический корпус. Так что полный парад! Хотя... Он наклоняется к жене, обнимает ее, глядя на отражение в зеркале. - Хотя ты всегда хороша! Анна улыбается, тоже глядя в зеркало, но взгляд ее по-прежнему задумчив и слегка рассеян. - Я не поеду на бал. - Что?! - восклицает Михаил удивленно. - Ты нездорова? - Нет-нет, со мной все хорошо. Просто я решила провести этот вечер с Императрицей. -Но Анна! - Послушай, - поворачивается к мужу Анна, - на балу будут все, кроме Марии Александровны. Ты знаешь, она давно уже не посещает балы, и знаешь, почему. Я не хочу, чтобы она сидела у себя со своей дежурной фрейлиной и страдала от одиночества, ведь все ее давно покинули. Остались только старая Голицына и я. Ну неужели и мне придется ее оставить? Она умоляюще смотрит на мужа. - Моя добрая и нежная жена всегда готова утешить и помочь обиженным и оскорбленным! - князь ласково целует золотистую макушку жены. - Мне тоже жаль Императрицу. Смотреть, как на твоих глазах муж волочится за нимфетками наверняка то еще удовольствие! Но как быть? Император просил меня обязательно тебя привезти! Он так и сказал, что соскучился и хочет тебя видеть и слышать. - О нет! - отшатывается от мужа Анна, в ее глазах вспыхивает пламя. - Надеюсь, ты не станешь настаивать? Я...я не могу, не хочу наконец! - Тише, тише, - снова привлекает ее к себе Михаил. - Ну что разбушевалась? Не собираюсь тащить тебя силой. Я давно заметил, как ты избегаешь встреч с Александром. Поверь, мне и самому не хочется там быть, но я обязан. Служба! И Петр всегда с Наследником, как адъютант. Скажу, что ты нездорова? - Хорошо. У меня ведь и в самом деле голова немного болит, - облегченно выдыхает Анна, - так что пусть будет только чуточку неправды. - А что у нас с головой? -озабоченно вглядывается в лицо жены князь. - А с головой у нас все в порядке за исключением духоты в комнатах. Слишком натопили! Не выношу жары, - смеется Анна и показывает мужу язычок. - Ну слава богу! Жена, не шути больше так! Твой муж тебя слишком любит и волнуется за тебя. Так что пожалей мои нервы! - Мишенька, - мурлычет Анна, - мой лучший муж! - Да-да, не всем так повезло, как тебе, цени! - Ценю, Мишенька, очень ценю. Жаль, о других некоторых мужьях так не скажешь. - Ты об Александре? Знаешь, а мне его иногда жаль, - заступается за Императора Михаил. - Его?! Странно как-то. По-моему, он просто купается в женском внимании, наслаждаясь жизнью. Мари же отдала ему молодость, красоту, здоровье. Так неужели она не заслужила хоть немного уважения и почитания? Живет как монахиня, благотворит, но о ней все позабыли! - Да, но мы же не знаем всего, судить не можем. Александр как-то обмолвился, что ему душно с женой. - Я не сужу, я просто сожалею, Миша, -грустно улыбается Анна. - Не грусти, моя хорошая. Бог даст, все сладится. Ну, мне пора! Не скучай! Князь снова целует жену и выходит из комнаты. Анна же снова погружается в задумчивость.
- Пожалуйте, Ваше Сиятельство! - распахивает с церемонным поклоном двери в Малую приемную Императрицы лакей. - Сей момент доложу Ее Величеству о вашем прибытии, она уж о вас спрашивала. Не хотите ли чего? Лимонад, чай, кофе? - Ничего не надо, голубчик, благодарю. Анна проходит в немаленькую, несмотря на название, красивую залу. Взгляд ее рассеянно скользит по обитым бледно-голубым шелком стенам, на которых висят портреты венценосных особ, удобным диванчикам возле стен, изящно инкрустированному карточному столику возле мраморного камина, белому роялю в дальнем углу, роскошным канделябрам по углам... Все привычно знакомо, уютно. Анна подходит к слегка приоткрытому французскому окну. Осенний вечер тих и пригож. Бабье лето дарит свое последнее тепло щедро. Огромная луна, невольная свидетельница людских драм, равнодушно взирает на землю с безоблачного темно-синего бархатного неба. В такой вечер особенно хочется думать о чем-то неподвластном времени. Подойдя к роялю, Анна открывает крышку и одной рукой перебирает клавиши. Да, вот - тема о вечном! Бетховен, лунная соната... Анна садится перед роялем и без труда вспоминает давно разученное, но и давно не игранное произведение. Мелодия задумчиво льется, погружая в мир размышлений великого композитора. В этом мире все просто, строго, объемно, гармонично и вечно, как закон мироздания. И ей понятны эти мысли, она душой тоже там, в том мире! Последний аккорд замирает в тишине. Анна некоторое время сидит неподвижно, опустив голову. - Божественно! Взволнованный мужской голос разрушает нирвану, она вздрагивает от неожиданности, поднимая голову: - Владимир?! Вы здесь? Но...почему? Слова вырываются неосознанно. В самом деле, как глупо! Какое ей дело, почему барон приехал к Императрице! - Ты знаешь, почему... - тихо отвечает Владимир Корф. Анна съеживается, опуская голову. Да, она знает. И всегда знала, с самого момента его возвращения. Его глаза ей давно сказали - я там, где ты. Все эти месяцы не проходило и дня, чтобы она где-нибудь не встретила бы барона. Ездила ли она по модным лавкам, или на службу в Казанский собор, гуляла ли по Невскому или Летнему саду, посещала ли изредка друзей или балы - везде она встречала этот взгляд серых глаз: любящий, счастливый, понимающий, внимательный, порой восхищенный. Он ничего не требует, не просит, не угрожает, но все равно тревожит ее. Зачем он ее... преследует? Да-да, преследует! Чего он хочет? Она не понимает. Их жизни давно сложились, ничего изменить нельзя. Так зачем все это?! - Ты не можешь запретить мне любить... Словно отвечает на ее мысли Владимир. - Я не хочу нарушить покой твоей семьи, ничего не прошу. Но мне нужно видеть тебя. Так уж получилось, что моя любовь оказалась сильнее меня, я ничего не могу с этим поделать. Не было дня, когда бы не думал о тебе. Позволь хотя бы такую малость - любить на расстоянии. Я дышу тобой, живу тобой ...не прогоняй! Господи! Какие у него глаза! Нет, это невозможно! Как, куда бы скрыться от них? Зачем это высказанное признание?! Разве может она помочь ему забыть ее?! И...хочет ли?
- Ани, дорогая, наконец-то! - прерывает неловкий тет-а-тет торопливо входящая в залу довольно высокая темноволосая женщина со следами былой красоты на бледном и слегка изможденном лице, сопровождаемая двумя молоденькими фрейлинами. - Думала, и вы меня оставите нынче. Знаете, Голицына утром прислала сказать, что больна. - Надеюсь, с княгиней ничего серьезного, Ваше Величество? Анна старается не замечать тоскливого взгляда серо-голубых когда-то глаз, поблекших от невидимых слез. Она с огромным облегчением спешит к вошедшей и пытается сделать книксен, но не успевает. - Легкая простуда, как мне сказали. Ах, оставьте свои вечные реверансы, Ани, - с досадой машет рукой Императрица. - Мы ведь подруги и, смею надеяться, близкие! Не так ли? Сколько раз говорила - зовите меня просто по имени, Мари. В нашем кругу этого достаточно, а официоз давно уже в прошлом. - Слушаюсь, Ваше Величество, Мария Александровна! - делает серьезное лицо Анна, но в больших голубых глазах ее так и пляшут чертенята. - Неисправима, - снова машет рукой Императрица, уже улыбаясь этим чертенятам, и слегка прищуривает близорукие глаза, вглядываясь в дальний угол. - А у рояля это... - Барон Корф, Ваше Величество! - с нижайшим поклоном подходит к ней Владимир. - Простите, что вторгся к вам без доклада, но лакея на месте не оказалось, и я позволил себе войти. Почтительно прошу не наказывать меня изгнанием за такую дерзость. - О, барон Корф! Неожиданно! Герой, который привез России миллионы, предпочел блестящему светскому балу скромный камерный вечер! - протягивает ему руку безмерно удивленная, но явно обрадованная Императрица. - Ни о каком изгнании не может быть и речи! Но наказание за дерзость последует незамедлительно - вы станете рассказывать нам о своих приключениях и как можно больше! - Слушаюсь и повинуюсь, - целует протянутую руку барон, мельком взглянув на Анну. - Благодарю за столь приятное наказание, Ваше Величество. - Приятное? Вы так любите рассказывать о своих подвигах? - Нет, но провести этот вечер подле Вас и Ваших друзей, для меня истинное удовольствие! - Льстец! - грозит ему пальчиком Императрица. - Но мне приятно ваше общество, не скрою. Софи, велите накрывать к чаю! Одна из фрейлин, поклонившись, уходит. - Прошу вас, господа! Мария Александровна садится на диванчик возле столика, жестом приглашая Анну сесть рядом и указывая Владимиру на кресло напротив. - Итак, господин барон, приступайте к искуплению своей вины! Анна, присаживаясь рядом с ней, с удовольствием замечает, как оживленна польщенная вниманием нежданного гостя Императрица, и с искренней благодарностью улыбается Владимиру, сумевшему развеять хоть на время хандру Мари. Тот в знак понимания слегка прикрывает глаза. Анна, спохватившись, отводит взгляд. Снова эта тонкая нить между ними, вдруг образовавшая ниоткуда и ведущая в никуда. Господи, что же делать?
Поздний вечер. Седовласый лакей бесшумно скользит по зале, меняя огарки в позолоченных канделябрах на новые свечи. В камине ярко полыхает пламя, освещая взволнованные лица сидящих за карточным столиком, на котором так и лежат нераспечатанными колоды карт. Время от времени слышится то глубокий вздох, вырвавшийся из монаршей груди, то негромкий вскрик фрейлин, примостившихся неподалеку и жадно ловящих каждое слово барона. Императрица не сводит глаз с лица рассказчика, крепко, до боли, сжимая руку Анны в самых драматичных местах, и тогда .Анна, слушающая историю второй раз, тихонько поглаживает, успокаивая, руку Императрицы. История настолько увлекательна, что головы невольно склоняются над столиком, не замечая ничего вокруг. - Таинственный полумрак, приглушенный голос, вздохи и охи... Что здесь происходит, Ваше Величество? Собрание заговорщиков? Веселый громкий голос застает врасплох лакея, зажигавшего свечи, и поднос его с огарками падает на паркет, а головы рассказчика и слушателей мгновенно поворачиваются на шум. - Николя! Петр! - одновременно восклицают Императрица и Анна, узнав гостей. - Разве можно так пугать, Николя? - поднимается с места Мария Александровна, ласково гладя голову подошедшего к ее руке высокого сухощавого юноши. - Да еще в столь страшный момент, когда его чуть не разоблачили! И, видя недоумение на лице сына, добавляет: - Барон Корф делится с нами впечатлениями о своих странствиях по всему свету! Это так увлекательно! Владимир встает и легким поклоном приветствует Наследника, юноша отвечает ему добродушной улыбкой. - Вот как? Простите, матушка, но я-то думал сам вас развлечь, а тут уже барон постарался. - Это так, и я весьма благодарна ему. - Я тоже. Господин Корф, очень рад познакомиться с вами лично! Надеюсь и впредь встречать вас здесь. - Буду рад, Ваше Высочество! Снова кланяется Владимир, мельком бросая взгляд в сторону Анны, которая о чем-то тихо переговаривается с подошедшим к ней Петром. Чувствуя его взгляд на себе, Анна отворачивается, - Не ожидала увидеть вас, Николя, и вас, князь, сегодня у себя. Думала, предпочтете бал, танцы... Сам Штраус с оркестром...Вы должны быть там! - Танцы - это хорошо, но... - улыбается Наследник и вдруг запинается, не зная как сказать, чтобы не обидеть горячо любимую мать своей жалостью. Анна оставляет сына и подходит к роялю, перебирает ноты. - Штраус и у нас есть! - громко объявляет она. - Вальс Штрауса-сына "Утренние листья"! Звучат первые мощные аккорды, Петр тут же подхватывает и кружит красивую сероглазую фрейлину Софи. - Танцуют все! Словно по мановению волшебной палочки, вспыхивают свечи. Владимир подходит к Императрице. - Не откажите, Ваше Величество! - Что вы, я так давно не танцевала, - на бледных щеках женщины появляется слабый румянец, - нет, нет, я ...не могу... Но рука ее уже лежит на плече Владимира. - Уверен, что прекрасно сможете! И вот уже пара кружится в вихре задорного вальса. Наследник удивленно смотрит на мать, которую впервые за последние годы видит столь оживленной, затем решительно направляется ко второй фрейлине. - Катишь, похоже, нам не оставили выбора. Позволите? Маленькая рыжеволосая девушка с черными, как смола, глазами почтительно приседает в реверансе и с упоением бросается в объятия Николая.
Отправлено: 15.10.23 13:55. Заголовок: Сцена первая Висячи..
Сцена десятая
Висячий сад Малого Эрмитажа. Сумерки давно уступили власть над землей тьме, но луна на безоблачном небе с этим не согласна, словно гигантский светильник, рассеивая мрак ночи. Светло, как днем. Массивная дверь Северного павильона открывается, выпуская на центральную аллею сада мужчину в парадном мундире. Желто-оранжевый лист, нехотя слетевший с ближайшего клена, медленно опускается ему на плечо. Мужчина улыбается, снимая с рукава подарок осени, и поднимает голову, вглядываясь в звездное небо. Издалека доносятся звуки вальса. - Мишель, почему вы сбежали? Недовольный голос Императора, появившегося следом, заставляет князя Оболенского-Репнина обернуться. - Я не сбежал, Ваше... - Не сметь! Когда мы одни, я для вас Александр! Грозный тон не пугает смеющегося князя. - Я не сбежал, Александр Николаевич, я скромно удалился из оранжереи, дабы не мешать вам с... - Не продолжайте! Вы могли бы спасти меня от этой докуки, но не сделали этого! - Как? - продолжает смеяться Михаил, - Неужели она вам уже наскучила? За один вечер?! - До скрежета зубовного! - вздыхает Император. - Все на одно лицо, и все примитивны до ужаса. Уже с первой минуты общения знаешь чего хочет та или иная юная особа. - Так может не стоит уделять им много внимания, Ваше...Александр Николаевич? Ее Величество... Князь старается быть тактичным, но на лице Императора появляется досада. - Не всем так повезло с женой, Мишель, как вам, - резко прерывает он. - Кстати, где княгиня, почему не с вами? - Дома. Она приболела немного, и я просил ее не ездить на бал. - Жаль, очень жаль. Анна смогла бы развеять скуку. Завтра навещу ее. Лицо Михаила темнеет, взгляд становится жестким, но Император прислушивается к звукам музыки, не замечая холодности собеседника. - Слышите? Звуки вальса становятся громче. - Это не оркестровое исполнение, фортепиано, и вальс незнакомый. Идемте, посмотрим, что там за концерт. Он увлекает князя дальше по аллее, к Южному павильону, возле которого находятся окна покоев Императрицы.
Отправлено: 20.10.23 03:59. Заголовок: СЕРИЯ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ..
СЕРИЯ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Сцена первая
- Так-так, - бросает многозначительный взгляд на князя Император, первым подойдя к чуть приоткрытому французскому окну. - Приболела, говорите? В Малой приемной Марии Александровны царит веселье. Анна на бис увлеченно исполняет "Утренние листья", время от времени радостно посматривая в сторону смеющихся танцующих. Вдруг взгляд ее падает на окно, и музыка мгновенно стихает, останавливая танец. - В чем дело, Ани? Вы устали? - О нет, княгиня, продолжайте, пожалуйста! Петр молча смотрит на мать, затем следует ее взгляду и восклицает, указывая на окно: - Его Величество! - Так точно! Император распахивает настежь окно и входит в залу, за ним следует удрученный Михаил. Встретив растерянный взгляд Анны, разводит руками, как бы говоря - так уж получилось! - Картина маслом - не ждали! - оглядывает присутствующих Император. - И Наследник с адъютантом здесь! Ба, и барон Корф, собственной персоной! Вот уж редкий гость при Дворе! - Ваше Величество, мы вас действительно не ждали, - с достоинством выпрямляется Императрица, отходя от барона и приближаясь к мужу. - Надеюсь, наше развлечение не мешает Вам проводить время по Вашему вкусу? Уловив в ее вежливом тоне упрек, Император морщится. - Зачем вы так, Ваше Величество? Я просто удивлен. Вы отказались присутствовать на бале, где собрался весь цвет общества, и устроили свой бал! Да еще переманили к себе Наследника, который обязан был принимать гостей! Видя по лицу жены, что та еле сдерживается, чтобы не разразиться новыми упреками, Император поспешно добавляет: - Впрочем, Вы вольны делать, что хотите! Барон, на два слова, - уводит он Корфа к дивану у камина. Николай Александрович нерешительно следует за ними, опасаясь выговора и в то же время желая поддержать барона, если Императору вздумается его упрекать. Оболенские направляются к Анне, но та жестом останавливает их, сама же подходит к Императрице. - Ваше Величество, хотите я спою для Вас, и только для Вас? - спрашивает она и ведет ее к роялю. - Что бы Вы хотели послушать? - Благодарю, Ани, - вздыхает Мария Александровна, немного успокаиваясь от теплого дружеского взгляда и ласкового тона подруги. - Помните, когда-то давно, очень давно, в прошлой жизни, вы пели романс... Кажется, там были такие слова - и слез любви нет сил остановить... - Да, это "Воспоминание" на стихи господина Жуковского. Старый романс... - Сейчас он как нельзя лучше подходит моему настроению. - Жаль. Мне так хотелось развеселить Вас, чтобы хоть чуточку мир стал лучше и добрее для Вас! - Так и было, пока...Он все испортил! - шепотом вскрикивает Императрица. - Последние два года стали адом! Эти Его интрижки... - Тсс, - прикладывает палец к губам Анна и печально улыбается. - А помните, как Его Величество в Вашу честь назвал отстроенный на месте сгоревшего театр Мариинским? Разве это не знак большой любви? - Тогда все было иначе. Все изменилось после рождения Павла, - пожимает плечами Мария Александровна. - Назад уже ничего не вернуть. - Если мы не в силах изменить мир, так не лучше ли примириться с ним? Простите Его, Ваше Величество, простите и примиритесь. У Вас столько богоугодных дел, Вы столько добра делаете людям! Ваша жизнь может быть светлой и радостной... - Как Императрица, я могу простить Его, как женщина и супруга - никогда!
Анна тихо вздыхает, усаживается за роялем удобнее, и опускает руки на клавиши.
Прошли, прошли вы, дни очарованья! Подобных вам уж сердцу не нажить! Ваш след в одной тоске воспоминанья! Ах! лучше б вас совсем мне позабыть!
К вам часто мчит привычное желанье - И слез любви нет сил остановить! Несчастие - об вас воспоминанье! Но более несчастье - вас забыть!
О, будь же грусть заменой упованья! Отрада нам - о счастье слезы лить! Мне умереть с тоски воспоминанья! Но можно ль жить,- увы! и позабыть!
Все в зале замирают и подтягиваются к роялю, как центру притяжения. Голос уже не девически нежный, но по-женски сильный и гибкий, полнокровный, с богатейшими оттенками чувств звучит по-прежнему проникновенно, увлекая каждого в свои воспоминания. Анна и сама уносится мысленно в тот день, когда она должна была петь романс на балу и вдруг растерялась, не веря в себя и свой успех, и тогда ей помог...Ей помог ...он, Владимир. И сейчас он снова стоит вдали и не сводит с нее глаз, на губах мечтательная улыбка...Она закрывает глаза. Господи, чудны дела Твои!
Отправлено: 30.10.23 00:01. Заголовок: Сцена вторая Оболен..
Сцена вторая
Оболенские, отец и сын, прекращают задушевный разговор при первых же тактах и стараются занять место у рояля как можно ближе к певице. Петр откровенно гордится матерью, отмечая с каким восторженным вниманием слушают ее венценосные особы. Найдя глазами Софи, которая смахивает слезинку с щеки, удивленно приподнимает брови, но девушка его не замечает, всецело поглощенная музыкой. Михаил неотрывно смотрит на жену, обо всем позабыв. Как и в юности, ее пение очаровывает его. Как же она хороша в своем бирюзовом платье, с гладкой прической белокурых волос, обрамляющих точеные черты любимого лица! По-прежнему хороша, по-прежнему волнует его и влечет. Годы не могут погасить однажды вспыхнувшее пламя любви к этой женщине, матери его уже взрослых детей, обожаемой жене. - Вы счастливец, князь, - шепчет незаметно приблизившийся к нему Император, возвращая с небес на грешную землю. - Вы правы, Ваше Величество, - соглашается князь, все еще глядя на жену. - Гм, надо же, даже не спорит! Могли бы хотя из вежливости и сочувствия ко мне не соглашаться! - Право? Мне вам сочувствовать? - недоумевает Оболенский, поворачиваясь к Императору. - Да чему, позвольте спросить? Император молча показывает сначала на Анну, потом на Императрицу, с задумчивым видом сидящую рядом с роялем, и князь наконец понимает. На фоне его красавицы жены Императрица, будучи гораздо моложе по возрасту, выглядит старше. Ее потухший взгляд, скорбно поджатые губы, бледная кожа - все это, конечно же, раздражает женолюбивого Александра, с его-то увлекающейся натурой! - И вы хотели лишить меня сегодня удовольствия наслаждаться красотой и пением вашей жены! - вроде в шутку гневается Император, но Михаил начеку: от него можно ожидать чего угодно. - Ваше Величество, но ведь Ваше желание исполнено! Анна спела для Вас! Окончив петь романс, Анна тут же, без паузы, вновь начинает вальс "Утренние листья". Раздаются восторженные аплодисменты, даже Императрица слегка оживляется. - Нет, нет, княгиня, - подходит к Анне Император. - Танцевать хотим все, но дам явно не хватает. Так что вы присоединитесь к танцующим. - Но... кто же будет аккомпанировать, Ваше Величество??? Император на мгновение задумывается. - Мишель, Владимир, открывайте все окна! Слышите? В Шепелевском оркестр громко играет! Из распахнутых настежь окон в залу врываются звуки очередного придворного вальса. - Так, кавалеры становятся во внешний круг, дамы во внутренний, - продолжает распоряжаться Император как хозяин. - После каждого круга дамы меняют кавалеров. И - раз, два, три... Император, как расшалившийся мальчишка, ловко подхватывает Анну, Михаил - Императрицу, Петр и Наследник остаются со своими дамами. Владимир с улыбкой наблюдает за вальсирующими, ожидая своей очереди танцевать. - Вы - бунтовщица и маленькая лгунья! - вполголоса выговаривает Анне Александр, стараясь казаться серьезным. - А еще кузина называется! Как вы посмели пренебречь моим приглашением?! - Что Вы, дорогой кузен, я пришла, как видите, - улыбается княгиня. - Пришла, да не туда. Ладно. За то, что назвали меня кузеном, чего давно не бывало, прощаю. А если серьезно... Заметил, что вы меня избегаете, Анна. Почему? Молчите? - Не знаю, как ответить, Ваше Величество, - становится серьезной и Анна. - Честно! Впрочем...Я догадываюсь. Из-за Мари. Вы меня осуждаете? -Что вы, Ваше Величество! Я не смею! Но мне искренне жаль и Вас, и Ее Величество. Не хочу оскорбить Вас сожалением...Простите...Но Вы хотели честности... - Вы вероятно единственная женщина, от которой терплю упреки, - вздыхает Император. - Ах, Анна, не будь вы моей сестрой... В конце концов, я здоровый мужчина, у которого есть потребности, а Мари не может... - Ваше Величество!!! - ужасается Анна, закрывая обеими руками уши. - Избавьте меня от подробностей! Я ничего не хочу знать о Вашей семейной жизни. Пожалуйста, ...кузен! - Вы злоупотребляете моей добротой. Знаете ведь, что я ни в чем не могу вам отказать. Хорошо. Что я должен сделать, чтобы вы перестали от меня шарахаться? - Будьте чуточку добрее к Ее Величеству...Вот, как раз сейчас смена кавалеров...Пожалуйста! Потанцуйте с ней! - Вы удивительная женщина, Анна! Ну, будь по-вашему. Происходит смена партнеров. Император с Императрицей идут на второй круг, Михаил и Анна улыбаются, глядя им вслед.
Отправлено: 06.11.23 00:21. Заголовок: Сцена третья На шир..
Сцена третья
На широкое мраморное крыльцо Императорского подъезда выходят Петр Оболенский и Наследник. - Нет, кто бы сказал мне прежде, что у маман может быть так весело, ни за что не поверил бы! - смеется Николай Александрович, запрокидывая голову к небу. - Ах, как хорошо было! - Не зря улизнули из Шепелевского, несмотря на выговор от Вашего батюшки, - поддерживает его Петр, тоже подставляя разгоряченное лицо свежему ветерку с Невы. - Совсем не зря, - с удовольствием подтверждает Наследник. - А выговор...Что с того? Его Величество не хуже нас веселился. Что они с маман вытворяли!!! Каких только фигур не выделывали, куда нам с тобой! - Точно! Но и Вы с Катишь им не уступали, Ваше Высочество! Помните, как на повороте закрутили ее и чуть не сбили с ног нас с Софи? - Да уж, такая куча мала образовалась, - хохочет в голос Николай Александрович и вдруг становится серьезным: - Знаешь, Петр, больше всего радуюсь миру между ними. Оболенский понимающе кивает. Ему тоже было приятно наблюдать за хрупким согласием, установившимся между Императором и Императрицей. Надолго ли? Вздохнув, предлагает: - Ваше Высочество, вызвать карету? - В такую чудную ночь? Тепло, как летом! Пройдемся по Дворцовой немного. - Октябрь нынче удивительный. Пойдемте... Договорить Петр не успевает. На крыльце появляются князь и княгиня Оболенские и барон Корф. Откуда-то сверху доносится свист, все поднимают головы и смотрят на улыбающихся Императора и Императрицу, стоящих на балконе второго этажа прямо над подъездом. - Благодарим за приятный вечер, господа! - громко кричит Император. - Что это с ним сегодня? Ну чисто мальчишка, - вполголоса замечает Михаил, обнимая жену. - Седина в голову, бес в ребро, - философски резюмирует Корф. - Рара сегодня не узнать! - соглашается Наследник, хотя замечание барона его коробит. Из-за угла на площадку перед самым подъездом неожиданно врывается небольшая коляска, запряженная парой гнедых, которыми правит бородатый мужик в синем кафтане. Из зашторенного окна высовывается ружье, поднятое кверху, туда, где на балконе стоят Александр и Мари. Михаил первым успевает среагировать и в прыжке бросается на дуло ружья. Раздается выстрел, пуля отбрасывает Михаила на ступени крыльца. Кучер нещадно хлещет лошадей, и коляска вихрем уносится прочь. Корф, после секундного оцепенения, мчится следом. Остолбеневшие от ужаса Наследник и Петр провожают его взглядом. Анна падает на колени возле лежащего в луже крови мужа, находит и рукой зажимает рану в груди, пытаясь остановить бьющий фонтан.
- Доктора, доктора живей! - громко кричит вмиг оказавшийся на крыльце Император, окруженный охранниками. К подъезду стремительно подъезжает конный отряд жандармов во главе с шефом Третьего отделения князем Долгоруковым. Наследник, придя в себя, торопливо показывает направление, и погоня сразу отправляется по следу, а Николай Александрович детально описывает Долгорукову коляску и кучера. Петр бросается к отцу, пытаясь помочь матери, Анна упрямо продолжает закрывать рану теперь уже подолом платья, однако остановить кровь не удается. - Нет! Нет! Только не ты, не ты! - еле шепчет она. Выбегает из подъезда придворный доктор, на ходу застегивая сюртук и надевая очки. Анна и Петр с огромной надеждой смотрят на него, но опытному врачу достаточно одного взгляда на раненого, одного прикосновения к пульсирующей артерии на шее, чтобы понять насколько все плохо. - Я не волшебник, простите, - тихо говорит он. - Ему осталось несколько минут. - Нет! - вскрикивает Анна, хватая окровавленной рукой руку врача. - Сделайте же что-нибудь!!! - Ничего нельзя сделать, княгиня, - морщится тот, освобождая свою руку, и машинально достает платок, чтобы оттереть кровь. - Слишком велика эпотеря крови. - Его надо перенести... - Не надо! - сухо прерывает Петра врач. - Его нельзя трогать. Лучше проститесь с ним. В этот момент Михаил открывает глаза и оглядывает столпившихся вокруг него Императора и Наследника. На мертвенно-бледном лице его появляется слабая улыбка. - Вот и все, Ваше Величество, - задыхаясь, шепчет он. - Моя служба окончена. - Мишель, дорогой друг! - Император плачет, не стыдясь своих слез. - Мой верный и преданный старый друг! Михаил переводит потускневший взгляд на сына, на руках которого покоится его голова. - Я всегда честно служил России. Служи и ты, сынок! Будь счастлив, мой мальчик! - Отец, отец, не умирай! - захлебывается рыданиями Петр. Михаил на мгновение закрывает глаза, переводя дыхание. Говорить ему становится все труднее и труднее, но когда он снова открывает глаза и устремляет их на жену, в них загорается пламя. - Благодарю тебя, родная...за счастье, которое дарила все эти годы...За прекрасных детей...за понимание и ...поддержку... Он облизывает пересохшие губы. Кто-то протягивает флягу с коньяком, Анна осторожно подносит ее к губам умирающего мужа. Она не плачет. Белое, как мел, лицо застыло в отчаянии, и только взгляд ее, погруженный в глаза мужа, не отпускает его, удерживая на этом свете как можно дольше. - Всегда любил тебя, с первой минуты, как увидел...Такую...В розовом платье... Чуть не переехал тебя...Помнишь? Улыбку, почти веселую. искажает гримаса боли, Он снова закрывает глаза, отдыхая. - Помню, я все помню, Мишенька... - Так скажи... - Что сказать, Мишенька? - А ты, ты...ты любила меня? Была ли ты... счастлива ...со мной? - Да, да, да! - обнимает его Анна, по-прежнему то ли вытягивая его взглядом из воронки смерти, то ли утешая. - Тогда ухожу спокойно...Я счастлив, жена! Поцелуй меня... унесу твою любовь туда... - показывает взглядом на небо Михаил. Анна склоняется к губам мужа и целует его, исступленно и долго, как никогда не целовала прежде, желая своим дыханием удержать ускользающую жизнь. К ним подбегает весь взмыленный от долгого преследования убийцы Корф и отталкивает Императора, падая на колени рядом с Анной и наклоняясь над застывшим лицом друга. - Мишка, не смей уходить! Слышишь? Мишкааа!!! Веки умирающего чуть приоткрываются. - Позаботься ...о ней...- еле слышно шелестит он на последнем выдохе и, вытягиваясь в полный рост, замирает.
Наконец-то! Ее наконец-то оставили одну! Сбросив мокрую накидку, Анна, едва закрывается дверь за сыном, подходит к окну. Сердитое серое небо плачет мелким настырным дождем. Мокрые крыши, мокрые окна, мокрая мостовая, мокрая земля, в которую опускают гроб с телом Миши... Она со стоном закрывает глаза, горячим лбом прислоняясь к холодному стеклу. Забыться, ничего не видеть, не слышать, не помнить... Но память беспощадна, она настойчиво рисует в мельчайших деталях картины сегодняшнего утра: море мокрых цветов, мокрые то ли от дождя, то ли от слез бесчисленные лица пришедших проводить в последний путь ее мужа ...Только в ее собственных глазах ни капли. Вернее, слезы не пролились, застыли льдинками, и от этого очень больно, колко...Бесконечные слова утешения и соболезнования, много, очень много слов, гром оружейных залпов - последняя дань уважения и почести ушедшему, чужие руки, поддерживающие ее у края могилы... Но она все равно падает...Это ночь наступила так скоро? Картины становятся зыбкими, бледнеют, кружатся, стираются тьмой одна за другой, и ...неужели долгожданный покой?!
- Анна Александровна, переодеться надо, простудитесь, - горничная Даша, не дождавшись ответа на стук, спиной открывает дверь в спальную хозяев, с трудом удерживая тяжелый поднос с небольшим самоваром. - Анна Алекса... Увидев лежащую без движения у окна хозяйку, Даша с визгом роняет поднос. Самовар катится по полу, разливая кипяток, чашка разбивается вдребезги. - Господи, что еще случилось? На шум прибегает Петр, за ним появляется заплаканная Настя. Мгновенно оценив обстановку, Петр бросается к матери, с ужасом дотрагивается до ее лица и облегченно выдыхает: - Жива! Но она вся горит! Даша, перестань визжать! Пошли за доктором, срочно! Настя, помоги! Даша тут же успокаивается и стремглав выбегает исполнять поручение. Петр бережно поднимает мать и несет ее к кровати. - Погоди! Надо снять платье, все мокрое. Отвернись! Настя деловито стягивает черное траурное платье, белье, полотенцем высушивает рассыпавшиеся влажные волосы матери, затем заворачивает хрупкую фигурку в махровую простыню и накрывает одеялом. - Как печка, - встревоженно всматривается в осунувшееся раскрасневшееся лицо больной Настя. - Не дай Бог, и она нас ... - Не смей! - прерывает ее брат. - Мы не дадим ей уйти! Все будет хорошо! - Конечно, не дадим, - с готовностью подтверждает она и всхлипывает. - Я останусь с мамой... - А как же муж? - Он уже здесь. Сказал, что нельзя оставлять ее одну. - Ладно. Разместимся как -нибудь. - Ты тоже хочешь остаться? - Думаю, перееду сюда совсем. Теперь, когда отец нас покинул, ей тоскливо будет одной. Кто позаботится о ней, если не я? - Я тоже хочу заботиться о маме! - глаза Насти снова наполняются слезами. - Господи, как все ужасно! Ну почему, почему надо было погибнуть папе?! Как все нелепо! - Наверное, потому что он герой, настоящий, неподдельный. Не чета салонным шаркунам, - тихо отвечает Петр с незнакомой ей горечью в голосе. - Лучшие всегда уходят первыми... - Лучше бы он не был лучшим, уж прости, но остался бы живым! Невозможно поверить, что его уже нет! Папа, наш папа, умный, добрый, понимающий, чуткий...Самый-самый лучший!!! Настя уже рыдает, уткнув голову в грудь брата. Петр обнимает ее, желая утешить, но и сам не может сдержать слез. - Не хочу верить, что его нет, не хочу. Давай думать, что он просто уехал в далекую страну, по каким-то страшно важным делам! А мы будем ждать его, разговаривать с ним, советоваться... Пусть он знает, что мы его помним, любим, и так будет всегда, пока мы живы! Он будет жить в нашей памяти! - Да!!! - вскидывает голову Настя. - Он всегда был и будет с нами!
Отправлено: 01.02.24 00:14. Заголовок: Сцена седьмая В две..
Сцена седьмая
В дверях появляется придворный доктор с неизменным саквояжем и, ничего не спрашивая и ни на кого не глядя, быстро подходит к кровати, берет Анну за руку, нащупывая пульс. Следом появляется Император. Лицо его бледно и мрачно, под глазами резко обозначились морщины. Слегка сгорбившись, подходит к брату и сестре. - Плачу вместе с вами, мои дорогие, - он крепко обнимает их, - и спешу сообщить, что схвачен не только убийца вашего отца, но и его подельники. Барон Корф сегодня раскрыл целую сеть преступников. - Это не вернет папу, - старается освободиться от объятий Императора Настя. - Ваш отец...большая потеря не только для вас, но и для Империи, и для меня лично. Теперь вы под моей опекой, ни о чем не беспокойтесь, - отпуская их и не обращая более внимания на пытавшегося вытянуться Петра и присевшую в книксене Настю, подходит к кровати, у которой суетится доктор. - Как она, Модест Францевич? - Плохо. Пневмония. Двусторонняя. - Ваша краткость пугает. И? - поднимает брови Император. - Не берусь делать прогнозы, Ваше Величество, я не волшебник, - доктор снимает очки и потирает глаза, снимая усталость. - Я этого не слышал, - Император категоричен. - Делайте что угодно, как угодно, но княгиня должна жить. Понимаете? Жить! Лицо доктора багровеет. - Я не волшебник, - сухо повторяет он, - но все, что в моих силах, я сделаю. - Вот и хорошо, - заключает Император. - В средствах не стесняйтесь, княгине назначена персональная пенсия. Заказывайте какие угодно снадобья, хоть заграницей. Бросив долгий прощальный взгляд на Анну и едва кивнув ее детям, Император стремительно уходит. Доктор надевает очки и обращается к Петру: - Полагаю, князь, вы теперь хозяин дома? Распорядитесь приготовить мне комнату для отдыха. Я останусь здесь, пока... В общем, с больной. Петр кивает и делает шаг к двери. - Да, еще один момент. Я сейчас подготовлю список лекарств, которые мне понадобятся срочно. Распорядитесь... - Я поеду в аптеку сейчас же, - прерывает его взволнованная Настя. - Пишите свой список.
Темнеет рано, осенние дни все короче и короче. Дождь устал моросить. Взял передышку? Владимир складывает большой зонт и вглядывается в небо, пустое, без ярких звезд, которые только три дня назад загадочным мерцанием заглядывали в окна Малой залы Императрицы, наблюдая царившее там веселье. И Мишка, друг Мишель был жив и счастлив, обнимая свою жену...Эх, Мишка! Где ты сейчас? Почему не он, Владимир, среагировал на выстрел? Было бы гораздо лучше, если бы погиб он! Но у Мишеля реакция всегда была отменной. И служил всегда честно. Эх, Мишель... Дверь подъезда распахивается, прикрывая Владимира, на крыльцо выходит Петр и спускается к стоящему перед подъездом экипажу. В дверях появляются Володя и Настя. Настя на ходу продолжает давать указания горничной: - ...не буди, просто переодень осторожно в сухое и перестели постель, поняла? Я в аптеку. Вернусь примерно через час. Даша кивает, глядя как молодые Корфы поднимаются в свой экипаж. - Петр, подвезти? - Нет, Володя. Мне в соседний подъезд. - На службу? - Да. Мое дежурство. И к нотариусу надо зайти. - К нотариусу? Зачем? - удивляется Володя. - Переезжаю к маме, зачем мне лишние хлопоты по содержанию дома, в котором не живу? Продаю. Все равно практически днюю и ночую на службе, дома набегами. Лучше приличный счет в Императорском банке. - Отличная идея, братик! - высовывает голову из окна кареты Настя и на мгновение задумывается. - Володя, а почему бы и нам не продать дом в Москве? Тебя оставили при новом министерстве в столице, при высокой должности. Стало быть, жить станем здесь, в твоем особняке. Зачем же нам лишние хлопоты по содержанию дома? - снова задумывается. - И Сосновка...Кому управляться там? - Может, мама Анна...- несмело возражает Володя. - Надо ее спросить, когда поправится. - Родители передали права на Сосновку нам, - безапелляционно заявляет Настя. - Мама очень больна, доктор настроен весьма пессимистично. Разве ей теперь до имения? О ней мы позаботимся, не волнуйся. А счет в банке и правда лучше расходов на содержание. Сейчас многие избавляются от собственности, боятся погромов. Петя, поговори с нотариусом насчет моей доли, хорошо? - Как скажешь. Ладно, езжайте, - машет рукой Петр и направляется вдоль Зимнего к соседнему подъезду. Даша еще некоторое время стоит на крыльце, глядя на отъезжающий экипаж, затем спохватывается: - Ох, божечка, чего же я стою? Дверь за ней захлопывается. Так и оставшийся незамеченным Владимир спускается вниз. Он хмурится, обдумывая услышанное. Приняв какое-то решение, возвращается на крыльцо, дергает шнурок колокольчика на двери. Через несколько минут дверь открывает незнакомый ему крупный детина лет тридцати с напомаженными и уложеными с пробором посреди головы волосами, он держит подсвечник с зажженной свечой в одной руке. - Чего угодно, Ваше Благородие? - Могу я увидеть хозяйку, княгиню Анну Александровну, любезный? - Никак нет-с. Больны-с. - Гм. А есть ли еще кто дома? - Только доктор-с. Хозяева уехали недавно-с. - Вот так оказия! Могу я поговорить хотя бы с доктором? - Они заняты-с. А в дом пущать никого не велено. - Понятно. А где тот лакей, что князю Михаилу Александровичу служил? - Так уволили-с его вчерась. Его и кухарку, и конюха. Князь Петр Михалыч распорядились-с. Остались горничная да я. - Вот оно что! Как же без кухарки-то? - Так нам обеды с Императорской кухни поставляют! - явно гордясь своим положением, подкручивает белесые усики над губой детина. - Сам Император распорядился! Мы только самоваром занимаемся, чай готовим, ну и к чаю чего. - И все-таки, голубчик, доложите доктору, что с ним хочет говорить барон Корф. Возможно, он позволит мне войти. Детина мнется, искоса оглядывает Владимира, словно решая стоит ли исполнять просьбу гостя, затем нехотя поворачивается к нему спиной, направляясь к лестнице. Подсвечник уносит с собой. - Здеся обождите-с. Оставшись один, Владимир пробегает рукой по двери, нащупывает массивный железный засов, который задвигается изнутри вручную, а в нем замочную скважину с торчащим в ней ключом. Ключ большой, тяжелый, двигает засов как изнутри, так и снаружи. Не без некоторого усилия Владимир вытаскивает ключ и кладет его в карман плаща. Слышится тяжелая поступь детины. - Доктор не может вас принять-с, господин барон. Княгине совсем плохо. Еле дышит-с. Едва не скрежеща зубами, Владимир выходит на крыльцо, делает несколько глубоких вздохов, заставляя себя успокоиться. За дверью раздается бормотание: -...куда запропастился... и тута нет...а, так задвину! Засов плотно закрывает дверь. - Вот и славно! - шепчет Владимир. - А теперь подождем.
Тихо. Ключ, обильно смазанный маслом, бесшумно вращается в замочной скважине, а вот засов скользит по дубовой поверхности со скрипом. Оказавшись в квартире, Владимир прислушивается. В кромешной тьме ничего не видно, но спустя несколько минут он, словно кот, уже уверенно ориентируется в пространстве, глаза его никогда не подводили. Теперь наверх. Владимир быстро поднимается по лестнице. На площадке второго этажа замирает. Шаги? Нет, показалось. Так. Налево должны быть кухня и комната прислуги. Так и есть. В кухне темно и тихо. Он заглядывает в щель приоткрытой двери соседней комнаты: на широкой кровати, занимающей чуть ли не половину тесной каморки сладко похрапывают Даша и лакей. Отлично! Владимир плотно закрывает за собой дверь и возвращается на площадку. Гостиная, кабинет Мишеля... Никого. Остается спальная... На тумбочке чуть заметен красный огонек догорающей свечи. Пахнет бромом и камфорой. В лотке лежит шприц с каким-то раствором, графин с водой, рядом стакан. В широком кресле у дальнего окна сидит доктор, откинувшись головой к стене. Спит? Похоже, что так. Вот он всхрапнул, ворочается и снова затихает. Владимир крадучись приближается к кровати, на которой лежит Анна. Ее саму почти не видно из-под теплого одеяла, только резко осунувшее лицо, черные впадины под закрытыми глазами. И дыхание...Редкое, трудное... Нельзя терять ни минуты. Он быстро достает из кармана сюртука флакон с зеленой жидкостью, отвинчивает крышку. Придерживая голову, капает две капли на губы женщины, немного воды. Анна вздрагивает, морщится, слизывая горькую влагу, но забытье ее не отпускает. Свеча окончательно погасла. Владимир садится на пол возле кровати и опускает голову на колени. Неужели он ее потеряет?Неужели все должно закончиться именно так?! Неужели даже в такой малости - любить издалека - жизнь ему отказывает? Словно в калейдоскопе, память прокручивает картины прошлого. Сколько всего пережито в этом их общем прошлом! Сколько разочарований, горя, ненависти, любви, радости, недоверия, надежды, веры в грядущее счастье... Было все, кроме одного. Неужели так и не узнает он, как это - быть счастливым? Как это - любить и быть любимым, доверять и быть достойным доверия, обрести покой и радость? Он твердо знает одно: счастье заключено в ней, Анне, которая, как всегда, недостижима, как всегда, ускользает, уходит... И у него есть только один-единственный шанс помешать этому, не дать ей уйти туда, откуда нет возврата. Этот шанс надо использовать. Владимир снова поднимается, снова две капли на запекшиеся губы, снова немного воды... Услышав шорох, Владимир мгновенно опускается на пол, заползает под кровать и замирает. Модест Францевич встает, разминая затекшие члены, подходит к кровати, зажигает свечу. Владимир не столько видит, сколько слышит, как полусонный доктор проверяет пульс, тихонько бормочет себе под нос: - Еще камфоры, голубушка моя, теперь водички, салфеточку на лоб... Завершив свои манипуляции, доктор зевает, гасит свечу, снова устраивается поудобнее в кресле и засыпает с сознанием выполненного долга. Владимир некоторое время не покидает своего убежища, но когда раздается мерное посапывание, выбирается из укрытия. И снова две капли зеленой жидкости, снова немного воды...
- Да вы кудесник, доктор! - восклицает Петр, стоя на коленях перед кроватью матери и с нежностью поглаживая ее такую тоненькую и слабую руку, лежащую на одеяле. - Да уж, не без этого, - с некоторым самодовольством смотрит Модест Францевич на мирно спящую Анну. - Скажу вам, батенька, прямо: думал, до утра не доживет, а вот подишь ты! Пульс ровнее, дыхание легче... Внезапно Анну сотрясает пароксизм ужасающего кашля. Петр, бледнея, с тревогой смотрит на доктора. - Ничего, ничего, это мы поправим! Доктор приподнимает голову Анны, поднося к ее губам чашу с каким-то лекарством. Анна машинально делает несколько глотков, морщится. - Воды...- еле слышно шепчет, не открывая глаз. - Теперь можно и воды, - доктор наливает из графина слегка зеленоватую жидкость в стакан и подносит его к губам Анны. та с жадностью выпивает все содержимое и снова проваливается в сон. - Очень хорошо! - улыбается доктор и выливает остатки воды из графина в стакан. - Отхаркивающий настой и больше воды, легкие очистятся со временем. Распорядитесь принести свежей воды, Петр Михалыч. - Да, да, - вскакивает Петр. - А я, с вашего позволения, отлучусь ненадолго, дела, знаете ли, - потягивается доктор. - К вечеру вернусь. В этой чаше микстура, давать каждые два часа и запивать стаканом воды. Еще посоветовал бы нанять сиделку. Вы ведь и сами сутки на службе были, отдохнуть надо! - Благодарю вас, я не устал... - Устали, устали, батенька! Вон как осунулись! Неужто со службы по такому случаю не отпускают? - Не отпускают, - мрачнеет Петр. - Наследник...Впрочем, неважно. Со мной все хорошо, доктор. И Настя обещала скоро быть. - Ну как знаете! До вечера, голубчик! Модест Францевич уходит, а Петр снова встает на колени перед кроватью, прикасается губами к ладони матери. - Мамочка моя, родная, любимая...Выздоравливай!
За дверью слышатся быстрые шаги, и в спальную ураганом врывается Настя. - Что, как она? - громким шепотом спрашивает она, становясь рядом с братом. - Не кричи, разбудишь! - шипит на нее Петр. - Ей лучше! - Слава Богу! - крестится Настя. - Ступай отдыхать, теперь моя очередь. А там и Володя подъедет. - Ладно, - поднимается Петр и забирает пустой графин. - Не забывай про микстуру каждые два часа, запивать стаканом воды. Даша принесет свежей. Он направляется к двери, но вдруг останавливается, нахмурясь. - Володя?! Это еще зачем? Я запретил пускать в дом посторонних! - Как это зачем? Володя не посторонний! Ты забыл, что он тоже ее любит и переживает за нее, как мы с тобой? Он тоже хочет заботиться о ней! Вот сделаем с Дашей женские дела и примем его! - Но... - Что, но? Мама его воспитала, она его любит, а ты...Собственник! - возмущенно выкрикивает Настя. - Да тише ты! Оба испуганно смотрят на спящую, но Анна лишь вздыхает, отворачивается к стене. - Иди уже, - машет на брата Настя. - Ну, хорошо! Володька и в самом деле наш, - сдается Петр. - Но вот его отец... - А что с Владимиром Ивановичем? - удивляется сестра. - Я возвращался с дежурства и столкнулся с ним на крыльце. Он спрашивал, можно ли видеть маму! - Хотел навестить больную, что тут такого? - Ранним утром? - Что ты имеешь в виду? Не понимаю, - недоумевает Настя. - Мы все волнуемся за маму. - Странно все это, - сердито сдвигает брови Петр. - Вот он уж точно посторонний, и ему нечего делать здесь, пока мама болеет! Я отказал и велел Лукьяну никого, кроме тебя и доктора не пускать. Ну, так и быть, и Володьке можно. - Может быть, ты прав! - задумывается Настя. - Маме покой нужен. Ну иди, пришли Дашу.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 24
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума