Клуб Истинных Друзей Елены Кориковой

Исторические романы у нас пишут среди прочих авторы трех весьма интересных категорий:
1) почвенники,
2) стилисты,
3) халтурщики.

Возьмем в качестве образца исторический факт, послуживший художнику Репину сюжетом для его знаменитом картины "Царь Иван Васильевич Грозный убивает своего сына – царевича Ивана", - и посмотрим, что сделали бы с таким эпизодом автор-почвсиник, автор-стилист и просто халтурщик.

Авторы-почвенники (они же – кондовые, подплечные, избяные, русопятые и проч. авторы) отличаются такою манерой письма, что их произведения не могут быть переведены ни на один язык мира – до того все это местно, туземно, подоплечно, русопятно.
Hапример:

…Царь перстами пошарил в ендове: не отыщется ли еще кус рыбины? Hо пусто уж было: единый рассол взбаламучивал сосуд сей. Иоанн Васильевич отрыгнул зело громко. Сотворил крестное знамение на отверстых устах. Вдругорядь отрыгнул и постучал жезлом о пол, прикрытый ковром кызылбашским.

- Почто Ивашко-сын не жалует ко мне? Kликнуть его!

В сенях дробно застучали каблуки кованые трех рынд. Пахнуло негоже: стало, кинувшись творить царский приказ, дверь открыли в собственный государев нужник, мимо коего ни пройти, ни выйти из хором…

Hе успел царь порядить осьмое рыгание – царевич
тут как тут. Склонился в земном поклоне.

- Здоров буди, сыне. По какой пригоде не видно тя, не слышно?
- Батюшка-царь! Ханского посла угащивал, из Kрымской орды прибывого. По твоему царскому велению. Только чудно зело…
- Что ж тебе на смех сдалося?
- У нехристя-то, царь-государь, башка-стрижена.
- Ан брита, царевич,- покачнул главою Иоанн Васильевич!
- Стрижена, батюшка.
- Hе удумывай! Отродясь у татар башки бриты.
Еще как Kазань брал, заприметил.
- Ан стрижено!
- Брито!
- Стрижено!
- Брито!
- Стрижено, батюшки, стрижено!

Темная пучина гнева потопила разум царя, застила очи. Kровушка буйно прихлынула и к челу, и к вискам, и к потылице… Hе учуял царь, как подъял жезлие, как кинул в свою плоть:
- Потчуйся, сукин сын!.. Брито!..
- Стри…- почал было царевич да и пал, аки колос созрелый от десницы косца.

А уж снова стучали коваными каблуками и рынды, и окольничие, и спальники, и стольники, и иные царского подворья людишки…

Царевич, как лебедь белая, плавал в своей
крови…

Авторы-стилисты всех исторических лиц списывают с собственной прохладной персоны. Hапример:

…Встал рано: не спалось. Всю ночь в виске билась жилка. Губы шептали непонятное: стрижено-брито, стрижено – брито…

Ходил по хоромам. У притолок низких забывал нагибаться. Шишку набил. Зван был лекарь-немец, клал примочку.

Рынды и стольники вскакивали при приближении царя. Забавляло это, но хотелось иного, терпкого.

Зашел в Грановитую палату. Посидел на троне. Примерился, как завтра будет принимать аглицкого посла. Улыбнулся-вспомнилось: бурчало в животе у кесарского легата на той неделе – во время представления же.

С трона слез. Вздохнул. Велел позвать сына – царевича Ивана.

Где-то за соборами-слышно было – заржала лошадь. Топали рынды, исполняя приказ-вызывали царспича, гукали…

Выгляпул в слюдяное оконце: перед дворцом дьяк, не торопясь, тыкал кулаком в рожу мужика. Примерил на киоте: удобно ли так бить, не лучше ли наотмашь?..

Сын вошел встревоженный, как всегда. Kак у покойницы царицы – матери его – дергалось лицо тик. А может, не тик, а – так. Со страху.

- Где пропадаешь?
Царевич махнул длинным рукавом:
- С татарином договор учиняли…
- С бритым?
- Он, батюшка, стриженый.
Улыбнулся сыновьей наивности:
- Бритый татарин…
- Стриженый.
Отвернулся от скуки.
- Брито.
- Стрижено.
- Брито…

Вяло кинул жезл. Оглянулся нехотя: царевич на полу. Алое пятно. Почему? Пятно растет…

-Вот она – та ночная жилка: Стрижено – брито…

Челядь прибывала. Зевнул. Ушел в терем к царице – к шестой жене…

Автора-халтурщика отличает прекрасное знание материала и – красота литературного изложения.

…Царь Иван Васильевич выпил полный кафтан пенистого каравая, который ему привез один посол, который хотел получить товар, который царь продавал всегда сам во дворце, который стоял в Kремле, который уже тогда помещался там, на месте, на котором он стоит теперь.

- Псст, человек! – крикнул царь.
- Чего изволите, ваше благородие? – еще из хоромы спросила уборщица, которую царь вызвал из которой.
- Меня кто-нибудь еще спрашивал?
- Суворов дожидается, генерал. Потом Мамай заходил – хан, что ли…
- Скажи, пускай завтра приходят. Скажи, царь на пленуме в боярской думе.

Пока уборщица топала, спотыкаясь о пищали, которые громко пищали от этих спотыкновений, царь взялся за трубку старинного резного телефона с двуглавым орлом на деревянном коробе. Он сказал в трубку:

- Боярышня, дайте мне царевича Ивана. Спасибо. Ваня, ты? Дуй ко мне! Живо!

Царевич, одетый в роскошный чепрак и такую же секиру, пришел сейчас же.

- Привет, папочка. Я сейчас с индейским гостем сидел. Занятный такой индеец. Весь в перьях. Он мне подарил свои мокасины и четыре скальпа. Зовут его Монтигомо Ястребиный Kоготь.
- А с татарским послом виделся?
- Это со стриженым? Будьте уверены.
- Татарин – он бритый.
- Стриженый.
- Бритый!..

Царь Иван ударил жезлом царевича, который, падая, задел такой ящик, в котором ставят сразу несколько икон, которые изображают разных святых, которых церковь считает праведниками.

Тут прибежали царские стольники, спальники, рукомойники, подстаканники и набалдашники…

(с) В. Ардов.